Светлый фон

Она хотела закричать, но горло парализовало болью; когти впились ей еще и в ноги. Она стала говорить сама себе, чтобы как-то притупить боль, что боль — всего лишь иллюзия, что он просто играет ей на нервах. Но мучительная боль лишь нарастала, истязая все ее существо. Казалось, что мозги начали разжижаться и закипать.

Она попыталась оцепенеть, оттолкнуть невидимые пальцы Феррела от собственных нервов, но нестерпимая адская боль стала накатывать волнами.

Пошатываясь, она прошла по проходу, хватаясь за спинки сидений. С каждым шагом из глаз, казалось, искры сыпались, все вокруг двоилось, руки и ноги не слушались. Она уже на все была готова — сдаться, умереть, выброситься на дорогу… Ничего вокруг себя не видя, она подошла к двери и распахнула ее.

Нет!

Нет!

В тот же миг боль прекратилась, но на нее потоком нахлынули воспоминания.

Кровь на снегу. Звуки страшной резни и гарь пожара. Мамин поцелуй.

Кровь на снегу. Звуки страшной резни и гарь пожара. Мамин поцелуй.

Дверь!

Дверь!

Она сильно закашлялась и никак не могла остановиться. Зрение прояснилось — в глазах перестало двоиться. Пыль. Все вокруг заволокло облако пыли. Откуда-то до ее слуха донесся топот копыт. Наверное, это были воины, посланные сопровождать Фургон-Бармаглот.

Захлопни ее!

Захлопни ее!

Крик Феррела заставил ее потянуться к дверной ручке. Она на ощупь до нее дотянулась, схватила, захлопнула дверь, потом, покачиваясь, пошла обратно.

Прячься, прячься!

Прячься, прячься!

Но ноги отказывались подчиняться, шкафчик был далеко, слишком далеко. Она без сил упала на ближайшее сиденье.

Ты понятия не имеешь, что они могут с тобой сделать. Они могут не знать, кто ты такая. Прячься!

Ты понятия не имеешь, что они могут с тобой сделать. Они могут не знать, кто ты такая. Прячься!

— Зачем, Феррел?