— Если бы я решил, что он опасный подонок, я бы его просто пристрелил. Это был твой вопрос?

— Вижу, у тебя уже есть ответ.

Хоффман задумался, что же сказать дальше. Маргарет назвала бы это… словесной дуэлью.

— Ты ведь обожаешь все эти дерьмовые интриги, правда?

Майклсон улыбнулся. Он мог сражаться с Прескоттом его же оружием. Хоффман не мог. Его охватило чувство одиночества и отчаяния; оно обычно не давало ему покоя, когда его тяготила тайна, от которой ему хотелось избавиться. Он едва не вытащил из кармана диск, чтобы показать Майклсону. Может, у старого моряка имелась даже какая-нибудь дешифровальная программа, которая справилась бы с ним.

Нет, это будет уже перебор, не надо торопиться. Времена нынче опасные. Он решил сначала переговорить с Берни.

— Я их не обожаю, — заговорил Майклсон. — Я просто принимаю тот факт, что это очередной боевой навык, необходимый для выживания.

— Ага, как же! — фыркнул Хоффман. — Лично я предпочитаю бензопилу.

ГЛАВА 19

ГЛАВА 19

Я не в силах помочь Кузнецким Вратам до тех пор, пока мы не очистим Кашкур от войск СНР. Перевал должен оставаться закрытым, но я не могу позволить себе потерять там еще хотя бы один вертолет. СНР предложил позволить нам эвакуировать гражданское население, если гарнизон тоже покинет базу. Это ловкий ход, но мне кажется, что население так или иначе ждет незавидная участь. Генерал Кеннит Маркхем-Амори, начальник Генерального штаба, в беседе с полковником Джеймсом Чои

Я не в силах помочь Кузнецким Вратам до тех пор, пока мы не очистим Кашкур от войск СНР. Перевал должен оставаться закрытым, но я не могу позволить себе потерять там еще хотя бы один вертолет. СНР предложил позволить нам эвакуировать гражданское население, если гарнизон тоже покинет базу. Это ловкий ход, но мне кажется, что население так или иначе ждет незавидная участь.

Анвегад, Кашкур, третий месяц осады, тридцать два года назад

— Я думаю, вы должны сдаться, лейтенант, — сказал Касани. — Так дальше не может продолжаться.

В тот день в зале заседаний городского совета стояла страшная духота. Иногда чувство голода заставляло Хоффмана на время забыть о висевших над Анвегадом миазмах, но бывали дни, когда он просто не мог выносить эту вонь. Запах дыма от сжигаемого мусора и трупов почти приносил облегчение.

Хоффману повезло: он лишь отощал. И хотя он сочувствовал Касани и тысяче горожан, умерших от дизентерии, голода или просто обезумевших от отчаяния и перелезавших через стены, сдаваться он не собирался.