Толпа безмолвствовала, и в безмолвии этом ощущалось отчаяние, безысходность и мысленное согласие с каждым словом неистового оратора.

– Нам всем предстоит испытание, которого не было прежде! Испытание, по сравнению с которым меркнут ужасы Войны Войн, осквернившей землю наших грешных предков. Но мы должны быть сильными. Нельзя опускать руки. И нельзя накладывать руки на себя. Это самый простой выход, но не самый правильный. Надо делать то, что все мы делали, пока Черный Крест был с нами. Надо служить ему, и тем самым мы заслужим новое воссоединение с ним! Нужно до конца противостоять Скверне и с улыбкой принимать смерть…

– А если Скверна войдет в тебя, когда ты пойдешь против Скверны?! – раздался чей-то одинокий срывающийся голос. – Если в бою она сделает тебя своим рабом? Черный Крест больше не защищает нас от воздействия заокеанских менталов.

– Так в этом и кроется истинная суть ниспосланного нам испытания! – на лице проповедника появилась улыбка-оскал. – Тот, кто будет по-настоящему верен Черному Кресту даже в его отсутствие, тот устоит против менталов Скверны. Все остальные сгинут в ней вместе со всех греховным миром. А посему, братья, не уповайте на доспехи, а защищайтесь молитвой и верой. И с именем Черного Креста на устах смело идите в бой, чтобы умереть достойно.

Толпа заволновалась, загудела, заспорила. Оратора-проповедника не стало слышно.

* * *

– Ну, вот, опять двадцать пять, ядрена кочерыжка! – поморщился Костоправ, когда они подъехали к очередному гомонящему собранию крестоносцев. – Ох, и любят же они теперь групповой трындеж, мать их!

– Проезжаем-проезжаем, не задерживаемся, – велел Виктор, косясь на взбудораженных Инквизиторов.

Костяника и Змейка пришпорили быконей. Костоправ тоже тронул притормозившую было скотину. Четыре всадника объехали толпу.

Инквизиторский «трындеж», как выразился лекарь, никто из них не понимал. Но общий смысл уловить было нетрудно: крестоносцы пребывали в растерянности и отчаянии. Еще до того, как день убийства Черного Креста сменился ночью, рыцари и наемники Святой Инквизиции начали приходить в себя. Уже к вечеру Виктор и его спутники встретили в Андоррских предгорьях с полдесятка потерянно бредущих ландскнехтов с расцарапанными лбами и пустотой во взгляде. Ландскнехты не обратили никакого внимания на проехавших мимо всадников.

Выход из комоподобного ступора не принес крестоносцам облегчения. На орденских землях царили уныние, апатия и упаднические настроения. Отчаяние, беспомощность, неуверенность и обреченность, казалось, витали в воздухе всюду, где появлялся хотя бы один рыцарь или прошедший Посвящение ландскнехт. Впрочем, по одному они теперь не появлялись. Словно напуганное, оставшееся без пастуха и овчарок стадо в грозу, Инквизиторы старались держаться друг друга. Это были уже не боевые отряды, а толпы, вернее, небольшие толпушки, формирующиеся по принципам, далеким от тактических и стратегических задач военного времени.