— Какое следствие? — тупо спросил Барма.

— Следствие заключается в том, что как посредник между нами и Радиантом вы не годитесь.

Пфукель многозначительно посмотрел на Лямблию, и Лямблия тонко хихикнул.

Из костлявого его кулачка высовывалось острие.

— Вот, что, — решительно сказал Барма. — Мне не нравятся ваши намеки: я с вами честен и рассчитываю на аналогичное отношение. А кроме того, вы нарушаете Конкордат. Поэтому давайте договоримся определенно: вы сейчас возвращаетесь в Норы — выход из города я вам обеспечиваю — ну а, скажем, недели через полторы… через две… когда шум по поводу «метки» немного уляжется, мы негласно встретимся с вами и тогда уже договоримся о конкретных условиях. Все. Больше вам здесь задерживаться не следует.

Он снова поднялся.

— Мы еще не закончили, ваше высокопревосходительство, заметил Пфукель.

— Закончили!

— Я хотел бы затронуть вопрос — о мече Мышиного короля…

— Это — при следующей нашей встрече.

— Ваше высокопревосходительство, умоляю, еще две–три минуты…

— Достаточно!..

Тогда Пфукель, как бы смиряясь, развел парами хитиновых ручек на животе, и глаза его, отвернувшиеся от света, стали коричневыми.

— Лично я, ваше высокопревосходительство, ничего против вас не имею. Просто таковы обстоятельства…

Он пронзительно пискнул.

И сейчас же, отзываясь на этот писк, вслед за Лямблией, который подпрыгнул, выставив перед собой сталь кинжала, в комнату, немного мешая друг другу, ввалились трое огромных жуков, и хитиновые панцири их заскрипели от страшного напряжения.

Западня, понял Барма. Подготовлено все это, конечно, было заранее. Цыпа — не Цыпа, но с кем–то они все–таки договорились. А вот я, идиот, проморгал и, по дурости, разумеется, влез в эту ловушку.

Сердце у него забухало, нагнетая кипящую кровь.

Ему очень не хотелось умирать в этой комнате, где известка на стенах была безобразно оголена и ужасными кучками чернели по всем углам жучиные экскременты.

Но он чувствовал, что здесь он, по–видимому, и не умрет.