Светлый фон

Один из строителей остановился и зябко поежился. Задрал голову. Никакой «темной воды» в небесах не видать. Небо ясное — весна. Скоро вызвездит.

Рад Скала, в отличие от остальных, не испытывал лишних эмоций. И не на небо смотрел, а проверял, хорошо ли оструганы доски. Удовлетворился работой, кивнул и отправился спать.

А затем началось самое странное.

Когда Ночная Спутница вышла на небосвод, озарив скалы и пустыри своим сиянием, на поляну Совета приковылял старик. С каждым движением он охал и дергался. Неудивительно. Его хромота ужасала. Казалось, он весь перекошен. Разлапистая палка—подпорка под правую руку едва давала ему возможность ходить. Колено правой ноги неестественно вывернуто. Руки искорежил артрит или что-то похуже.

Старик остановился и тупо потряс головой. Внимательно посмотрел на доски. Да, что-то подобное он уже видел. Но где и когда? Непонятно. Хорошо бы вспомнить хоть капельку. Но этот туман в голове никогда не расходится...

Хромого Харта жалели. Да толком помочь не могли. Чем тут можно помочь? Весь больной, и на голову сильно ушибленный. Жители острова справедливо считали, что у него «не все дома». А если дома кто-то бывал, то задерживался ненадолго. Поэтому речь Харта по большей части состояла из односложных восклицаний. И люди не знали, кем Харт был в «большом мире». Рассказывали, что некогда один из рейсовых парусников привез на остров калеку могучего телосложения. Он здесь и состарился. Но в темнице ущербного тела томилась душа. Эта душа что-то помнила и чего-то желала. Но чего? Мысли являлись, но ни одну не удавалось удержать.

Сейчас старик смотрел на доски, озаренные светом луны. Всем корпусом он подался вперед, глаза чуть не вылезли из орбит и блестели. Пальцы мелко тряслись. Харт дышал через рот, возбужденно и тяжело.

На мгновение показалось — старик сейчас что-то вспомнит. Взгляд станет осмысленным. Чудилось — он сейчас приосанится, подойдет к доскам, отпустит в их адрес едкое замечание... Но нет. Харт лишь подобрал челюсть. Не вышло! Не удержал мысль! А такая была красивая, гадина!

Но что-то внутри изменилось. Харт это почувствовал.

— Гы! — сказал он себе, сделав всем телом неопределенный жест. Это могло означать что угодно.

Следующий день выдался странным, непохожим на остальные. Казалось, что даже солнце сегодня взошло пораньше: ему было на что посмотреть. Чтобы кто-нибудь здесь орал и руками размахивал? Дело невиданное. Резервация, как известно, не очень хорошее место. Поэтому люди тут могут спать чуть ли не целыми днями. Ведь делать-то нечего! А сегодня случилось такое, что жить оказалось совсем не скучно! Рад Скала разошелся. Он поднял всех чуть ли не затемно. Это как-то само собой получилось. Просто слишком уж громкий голос у Рада Скалы. Заговорит — так по всему острову слышно. Умник Кар, будь помянут по-доброму, называл это «акустикой».