Ранним утром народ как услышал «акустику», так и повскакивал. Звук раздавался с поляны Совета. Мужчины, протирая заспанные глаза, увидели странную сцену. На «главной площади» острова шла перебранка. Совсем необычная, потому как один из ее участников произносил невнятные междометия, а второй пытался ему отвечать.
— Дык! — сказал Хромой Харт, вытаращив блеклые буркала.
Он повторил это слово раз пять, поэтому страшно устал. «Дык» каждый раз звучало по-разному. Будто бы и слова были разные. Впрочем, старик устал скорее по другой причине: всю ночь он провел возле досок, на голой земле. Здесь и обнаружил его Рад, пришедший с утра пораньше. Харт, увидев его, ткнул клюкой в сторону досок и разразился обрывками слов. Он выглядел необычайно взволнованным.
Неизвестно, чем этот бред привлек внимание Рада Скалы. Он и сам-то не отличался особой логичностью. Он отличался чутьем. Может, по этой причине и не прогнал старика прочь, а решил поговорить с ним по душам.
— Дык, е-мое! — сообщил Харт с абсолютной уверенностью.
— Е? Твое? — спросил его Рад выжидающе.
— Мое!
Старик вдруг улыбнулся. Его глаза выражали глубокое удовлетворение. Словно он вернулся домой.
— Как? — стал выспрашивать Рад с интересом. Углы рта безумца поехали вниз. Он не понял вопроса.
— Как? Скажи, ну?
Харт чуть не подпрыгнул на месте.
— Ну! — закричал он. — Доски гну!
Он схватил клюку, попытался подняться на ноги, но тут же оставил затею. На животе подполз к доскам, одну вытащил, попытался согнуть. Ничего не вышло. Да и боль в искореженных пальцах дала себя знать.
— Ы!
Слезы застлали глаза старика, но, чтобы их вытереть, он и пальцем не двинул. У людей в толпе, видевших это, тоже слезы на глаза навернулись. А молодые лишь потупились.
Да, разговор идиотский. А что здесь, на острове, правильное? Но человека обидели.
Тед, Аль и Эйр, уже успев изваляться в стружке, стояли у досок. Их лица выражали недоумение. Похоже, ребят, как и всех остальных, разбудила «акустика». Бас Рада Скалы и визгливый надтреснутый голос безумного Харта. У чувствительного Аля даже уши слегка заложило. Если бы в эту толпу затесался эмпат-Контролирующий — его бы стошнило. По эмоциям сцена била нещадно. Если внутри камертон — это хорошо. Но только пока не столкнешься с безумием. С потерей памяти. С крахом последней надежды. Тут эмпат абсолютно бессилен. Рядовые эмпаты, увы, совершенно не держат удар.
Рад Скала не являлся эмпатом.
— А мы потолкуем! — сказал он, опустившись на землю. Обнял старика за плечи, утер ему слезы какой-то холстиной. — Ты молодец, дядя. Не реви. И не бойся...