Я-то, конечно, из анклава никуда не выходила. Здесь мы жили, в тесном мирке, в темноте, среди вьющихся струек дыма. Кругом — старые, старые стены из больших четырехугольных камней. Когда-то они были цветными, но с годами краска стерлась, стены поблекли и стали грязно-серыми. Хотя кое-где встречались и пятна цвета — мы кучу разной всячины притаскивали из охотничьих вылазок.

Я шла за Шнурком через привычный лабиринт коридоров, и взгляд мой перебегал от одной знакомой вещи к другой. А вот и моя любимая — девочка на белом облаке. Что-то она держала в руке, теперь и не поймешь что — картинка стерлась в этом месте. А вот надпись — яркая такая, большими красными буквами — сохранилась: «РАЙСКАЯ ВЕТЧИНА». Красотища! Не знаю, что это такое было, но, судя по выражению лица девочки, что-то очень приятное…

Сегодня — День наречения имени, поэтому все в сборе. В том числе и те, кому предстоит получить имя. Все, кто сумел дожить до этого события. Мелкие помирали в таких количествах, что никто не морочился с именами: пащенков просто называли Мальчик или Девочка, ну и прибавляли порядковый номер. Анклав у нас маленький — и, по правде говоря, становится все меньше и меньше, — так что я, вглядываясь в скрытые полутьмой лица, узнала всех до единого. Живот скрутило от страха — перед неминуемой болью. И перед неизвестностью — каким-то имечком меня припечатает… Назовут какой-нибудь дрянью — так до самой смерти и проходишь…

«Пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет что-то хорошее…»

Старейшина — у него, бедняги, не самое замечательное имя, Белая Стена, — вышел в центр круга. Встал у костра, и лижущее угли пламя расцветило его лицо жутковатыми оттенками. Старейшина протянул руку и поманил меня.

А когда я подошла, громко сказал:

— Охотники! Несите свои дары!

И все выходили и складывали приношения у моих ног. Куча любопытных штук все росла — кстати, назначение некоторых я себе плохо представляла. Может, для красоты? На стенку повесить и все такое? А, между прочим, людям из прежнего мира нравились всякие симпатичные штуки — прямо жить они без них не могли. Ну, я-то могла. Потому что жизнь совсем другая.

А когда все сделали то, что должно, Белая Стена повернулся ко мне:

— Пора.

Вокруг воцарилось молчание. Где-то в глубине туннелей эхом отдавались крики. Совсем рядом с нами кто-то мучился и страдал. Но он не вышел возрастом, и присутствовать на церемонии имянаречения ему не полагалось. Возможно, к окончанию ритуала мы кого-нибудь недосчитаемся. Наши ряды косили болезни, а от лекаря больше вреда, чем пользы. Ну, по крайней мере, так я сама думала. Но мне хватало ума не лезть с возражениями — назначил он какой-то медикамент, ну и пусть. В анклаве слишком умных недолюбливали.