«Правила! — сказал бы в таком случае Белая Стена. — Правила и только правила позволяют нам выжить! А если кому-то что-то не по нраву — пожалуйста, путь на Поверхность всегда открыт». Н-да, старейшина наш был человеком вредным, чтобы не сказать злобным. Уж не знаю, возраст тому причиной или он сразу таким уродился. И вот теперь он стоял и ждал. Ждал, когда можно будет пустить мне кровь.

Конечно, раньше мне не приходилось видеть, как оно все идет во время ритуала. Но я знала, что должно произойти. И протянула обе руки. В свете костра вспыхнуло лезвие бритвы. Бритва — наше сокровище. Старейшина лично ухаживал за ней, чистил и натачивал. Лезвие трижды пропороло кожу на левой руке. Я держалась изо всех сил, и боль не вырвалась криком. Она свернулась внутри — молча. Я не опозорю анклав. Я не буду плакать, как маленькая. Старейшина полоснул меня по правой руке — держись, держись, не распускай нюни. Я стиснула зубы. По рукам стекала кровь. Не очень много — Белая Стена резал неглубоко. Так, чтобы память осталась.

— Закрой глаза, — скомандовал он.

Я повиновалась. Он наклонился и разложил передо мной подарки. А потом вцепился в руку тонкими холодными пальцами. На что моя кровь попадет, тем меня и назовут. Я стояла с закрытыми глазами, все замерли в благоговейной тишине — только дыхание и слышалось. И тут рядом со мной кто-то пошевелился.

— Открой глаза и скажи слово приветствия миру, Охотница. Отныне имя тебе — Двойка.

Старейшина держал карту. Рваную, заляпанную, пожелтевшую от времени. С одной стороны — красивый красный рисунок, а с другой на меня смотрело что-то вроде черной лопаты. Ну и цифра «два». На карте остались капли моей крови — теперь я должна носить ее при себе и никогда с ней не расставаться. Двойка перекочевала в мои ладони, и я произнесла положенные слова благодарности.

«Как странно-то…»

Ну да, теперь я уже не Девочка 15. Но ничего, надо привыкать к новому имени.

Люди тем временем расходились. Мне уважительно кивали, разворачивались и шли заниматься своими делами. Церемония имянаречения завершилась, пора работать — добывать еду или всякие полезные вещи. Жизнь — она ведь не останавливается.

— Молодчина, хорошо держалась, — сказал Шнурок. — А теперь пошли, с руками твоими разберемся.

Хорошо, что при этом никого не было — потому как мужество мне изменило. Когда Шнурок прижег мне ранки, я расплакалась от боли. Раскаленное железо коснулось каждого пореза — а всего их было шесть. Шесть шрамов, доказывающих, что я крепкая и сильная и имею право на звание Охотницы. Другие граждане не могли похвастаться таким же количеством отметин — Строители, к примеру, обходились тремя. А Производители — и вовсе одним. Сколько мы себя помнили, количество шрамов на руке показывало, чем гражданин занимается и насколько полезен.