Термин «подраса» (или субраса) имеет смысл только в обществе, где все обладают хотя бы зачаточным пси. С изрядной натяжкой можно сказать, что подрас у виирай столько, сколько вариаций имеется у общего для виирай коллективного бессознательного. В частности, канрины неуловимо напоминают ортодоксальных иудеев, сосредоточенных на абстрактном и формальном. Их противоположность, ситау, похожи на жителей фронтира: грубоватые, очень практичные, ценящие в первую очередь умение работать руками, извлекать из всего прямую выгоду и не отчаиваться при неудачах. Очень много виирай, имеющих отношение к искусству, принадлежит к подрасе тилех. Про них говорят, что даже в лисар тилех ведут себя, как в силпан, и отчасти это правда, ибо сексуальность, в период лисар у среднего виирай почти замирающая, у многих тилех проявляется почти с той же силой, что и у людей.

А вот для ферсай — доминирующей подрасы, к которой принадлежит и Сарина, и вообще большинство действующих лиц романа, — подобрать хотя бы отдалённую аналогию сложнее. Рационалисты во всём, что можно потрогать и увидеть, включая проявления пси; подвижные, как вода, когда дело касается адаптации к новым условиям; придерживающиеся чётких принципов, но почти всегда сверяющие эти принципы с изменениями конкретной ситуации… В общем, в каком-то смысле ферсай и виирай — это одно и то же. Основное же достоинство ферсай — умение изменяться таким образом, чтобы понимать представителей любых других подрас. Не численность (ферсай никогда не отличались плодовитостью), а именно гибкость психики вывели их в лидеры.

О генеральных проблемах предзнания

Фундаментальное отличие предвидения от всех иных дисциплин, связанных с пси, состоит в том, что провидец имеет дело с несуществующим.

В самом деле: изменчивое будущее — почти чистая потенция. (Сейчас и здесь мы не обсуждаем расчёт планетарных орбит, эволюцию звёзд Главной Последовательности, испарение чёрных дыр, границы применимости законов термодинамики и тому подобные неизбежные вещи.) Если в двух словах, будущего нет. Но вместе с тем оно не может быть каким угодно. Налицо первое генеральное противоречие.

Существует теория хаоса. Когда капли дождя летят к земле, нам только кажется, что они летят прямо и все в одну сторону, как фотоны в луче лазера. На самом деле даже в полный штиль капли флуктуируют, то чуть ускорятся, то чуть замедлятся, то отклонятся к востоку, то подадутся к югу. И даже не важно, что именно тому виной: то ли броуновское движение молекул, то ли внутренний глюк каждой отдельной капли, которая вдруг начинает считать, что она — тоже квантовый объект со своим собственным корпускулярно-волновым дуализмом. Важен сам факт: капли отклоняются от прямых параллельных траекторий. Когда они попадают на прозрачное оконное стекло и превращаются в извивающиеся микроручейки, это становится окончательно очевидно. Математик, вооружившись формулами теории хаоса, способен сказать, как наклон стекла и направление ветра изменяет средние характеристики траекторий ручейков дождя на стекле. Принцип, кстати, отдалённо похож на предсказание изменений в величине давления, оказываемого соударениями молекул газа на стенки сосуда в зависимости от температуры газа. Только теория хаоса имеет дело не с толпами молекул, выражаемыми примерно числом Авогадро, а с несколькими тысячами молекул. Рассчитать такую систему «в лоб» в реальном времени не может ни один земной суперкомпьютер, потому что движение тысяч молекул газа — это всё ещё слишком мало для статистики, но уже слишком много для классического векторного анализа траекторий. Лишь формулы теории хаоса восполняют пробел между полным детерминизмом системы из одной молекулы и полной предсказуемостью системы из 1 моль газа в строго определённом объёме при заданной температуре.