Уже по дороге к докам я начал присматриваться в поисках мест, куда можно было без опаски вернуться темными тропами. В частности, крыши домов, широкие выступы на стенах — желательно такие, где мог уместиться лишь один человек. Пронзающий серые небеса шпиль единственного на все левобережье темного святилища… нет, прямо сейчас я не собирался туда сворачивать. Но кто знает — может, однажды мне придется спасать свою шкуру и знание местности сыграет в этом немаловажную роль.

В отличие от опустевших, неумолимо погружающихся в сумерки жилых районов, в доках по-прежнему кипела и бурлила жизнь. Несмотря на темноту, повсюду сновали люди, народ куда-то бежал, что-то перетаскивал, откуда-то выкатывал и непонятно куда катил огромные бочки — видимо, не так давно в порт прибыло торговое судно, иначе с чего бы поднялась такая суета?

Ради интереса я прошелся по пирсу, пользуясь тем, что живые меня не видели, но вид полуразвалившегося судна, наполовину ушедшего под темную, похожую на деготь воду, меня совершенно не впечатлил. Как и многочисленные призраки, которые сноровисто его разгружали, а затем складывали поднятое из трюма барахло на стоящие неподалеку телеги.

Рядом с кораблем, насколько хватало глаз, на черных водах покачивалось бесчисленное множество более мелких суденышек. Подтопленные и насквозь проржавевшие баркасы, чудом державшиеся на плаву, и такие же древние баржи, дырявые лодки и убитые вусмерть лоханки всех размеров и мастей, причем от большинства на поверхности реки виднелись лишь покрытые плесенью мачты…

Признаться, я не ожидал, что их окажется так много. И совсем не думал, что застану речной транспорт в столь плачевном состоянии. С другой стороны, отец Гон сказал, что я вижу больше, чем обычные маги, и вполне возможно, что для той же Триш Фемза выглядела совсем иначе.

Не найдя у пирса ничего интересного, я развернулся и углубился непосредственно в доки, внимательно осматривая их один за другим и выискивая следы пребывания нежити.

Что удивительно, ее здесь не оказалось. Ни самой нежити, ни отпечатков лап тех же гулей, ни характерных остатков, появляющихся в местах обитания слизней. Ни шуршей. Ни крыс. Ни одной, даже самой крохотной лужи… темная сторона в доках казалась мертвой во всех смыслах этого слова. И мне это не понравилось.

Пройдя вдоль берега до края порта, я снова повернул к жилым кварталам и двинулся в обратную сторону, стараясь подметить все мало-мальски важные детали.

Вот тут недавно пробежал одинокий гуль. На той стене осталась узнаваемая царапина от его когтей. В куче старого тряпья неподалеку слышась возня, будто две мыши не поделили кусок сыра. Но все это — шагов за двести от реки. В глубине запутанных улочек. Между домами. Среди ничего не подозревающих людей. А ближе — ни звука, ни шевеления, словно нежить стремилась избегать этого места. Будто кто-то отделил его от остального города невидимой, но очень жирной чертой.