4

4

Борису Воронину казалось, что белый потолок больничной палаты отстоит от него на миллионы километров. Он неподвижно лежал на спине, но его мысли и ощущения неслись по кругу. В локтевой сгиб левой руки была введена игла, через которую просачивался из капельницы животворный укрепляющий состав.

Сразу после оказания первой помощи — и до того, как врачи взялись за него всерьез, — Борис настоял на беседе с ведущими специалистами Института Фоксхола. Только когда его рассказ был выслушан и записан на видеопленку, он позволил медикам колдовать над собой.

Открылась стеклянная дверь, и в палату вошел Ратомский в накинутом поверх костюма белом халате. Геннадия Андреевича сопровождал доктор Михайлов.

— Ну-с, как мы себя чувствуем? — обратился доктор к Борису.

— Хоть в космос запускайте, — слабо улыбнулся Воронин.

— В космос вам, голубчик, еще рановато… Но вот Геннадий Андреевич хочет с вами поговорить. Не вижу причин отказывать — только недолго и… не волнуйтесь. Обещаете?

— Обещаю, доктор.

Михайлов кивнул и покинул палату, а Ратомский сел на стул у изголовья койки.

— Простите, что беспокою вас, Борис, — начал он.

— Пустяки… Я в форме.

— Все время пересматриваю ваши видеозаписи.

— Спасибо. С детства мечтал стать телезвездой.

Ратомский выдал натянутую улыбку.

— Как вы сами отмечаете, все виденное вами — или почти все — может представлять содержание галлюцинаторного комплекса…

— Разумеется.

— И в таком случае ваш главный вывод…

— Минуту, Геннадий Андреевич, — Воронин заерзал в постели. — Давайте разберемся не торопясь. Сигареты у вас есть?

— Есть. Но не хотите же вы, чтобы доктор Михайлов приговорил меня к пожизненной каторге?