Швейцар с поклоном открывает перед ним тяжелую, украшенную резьбой дверь:

«Милости просим, сьер Бакар. Давненько не изволили бывать у нас, а мы всегда вам рады».

Гардеробщик принимает у Аника тонкое дорогое пальто, тронутое туманной влагой, щегольскую шляпу, лайковые перчатки и шарф.

Осмотрев себя в огромном зеркале — туфли сияют, на свободном костюме американского фасона ни морщинки, в прическе волос к волосу, галстук строго по центру, — Аник шествует в зал, но в переходе сталкивается с Эрикой.

Судя по фартучку и наколке, она здесь официантка.

«Ты? рад видеть. Как дела?»

«Отойдем в сторонку, — шепчет Эрика, потягивая его за рукав. — Аник… Я тебя умоляю — не ходи туда. Беги, пока не поздно».

«Почему я должен бежать?»

«А…» — она вздрагивает, глядя куда-то за спину Аника, в вестибюль. Он оборачивается — в распахнутую дверь уже ввалились трое эсэсовцев во главе с роттенфюрером, все со «шмайссерами», и располагаются, как хозяева, по обе стороны от входа.

Вид их не предвещает ничего хорошего.

«Облава?..»

«Тебе нельзя появляться здесь, — едва не плачет Эрика. — Теперь ты не уйдешь!..»

«Посмотрим», — краем рта говорит Аник. Покрой пиджака позволяет длинному К-96 незаметно висеть под мышкой. Магазин полон, плюс пилюля в стволе — итого, одиннадцать смертей. Но если будет заваруха, работенки предстоит немало…

Эсэсманов он не боится. Мало ли, что лица кирпичом и по стволу у каждого. С бывалыми, обученными в городских боях фронтовиками надо было б держать ухо востро, а это полицаи, не солдаты. Стрелки они плохие, на реакцию не быстрые. Аник заведомо видит в них жертв, а не противников.

«Раздобудь мне патронов, хоть пачку. Передашь, когда я отойду в умывалку».

«Не знаю, получится ли…»

«Попробуй. Ты можешь. Заодно проверь служебный выход — нет ли там кого».

«Сделаю. Будь осторожен, Аник!..»

Просторный зал полон музыки — оркестр играет ритм-энд-блюз. Официанты проворно скользят между столиками — какой наплыв публики!.. И публика, как замечает Аник, самая козырная — сплошь короли и тузы.

Чем больше всматривается Аник в сидящих, тем мрачнее на душе. Слишком много знакомых лиц.