Аник глубоко вдыхает; рука его соскальзывает с талии на бедро красавицы, затем взлетает, собирая пальцы в кулак, — и обрушивается на лицо под вуалью.

Музыка обрывается, танцоры замирают, а змееволосая отлетает, нелепо растопырив руки и ломая каблучки; не крик, не визг — глухой рев издает она, и змеи на голове встают дыбом.

«Рычи, тварь! Пошла ты в яму со своей любовью! Я должен был выиграть!..»

Голос, раздающийся в ответ, уже не принадлежит красавице — подземный, яростный, он зарождается в глотке ненасытного монстра и выплескивается жирными плевками кипящей тухлой крови:

«Взять его. Рвать на куски».

«Да восторжествует правосудие!» — поддерживает хозяйку воплем судья Левен, а эсэсовцы дружно вскидывают ладони «Зиг хайль!»

Судья хочет воскликнуть еще что-то бодрящее, но замолкает, подавившись пулей, вылетевшей из маузера.

Сбивая встречных с ног, Аник несется к выходу, пригибаясь и петляя, потому что вслед гремят выстрелы.

Вестибюль. Кинувшись за ним гурьбой, мертвецы создают затор, поэтому с караульными эсэсманами Аник встречается лицом к лицу. Зря они на свои тарахтелки надеются — маузер отбрасывает одну за другой четыре гильзы, и путь свободен.

Со звоном разбивается от пуль большое зеркало, в котором Аник недавно разглядывал себя, — червонного валета, покорителя сердец. «Не к добру это», — машинально мелькает мыслишка.

На бегу Аник подхватывает с пола МП-40 и разряжает его в толпу преследователей, а потом бьет им швейцара по голове.

Однако хозяйка позаботилась и о наружной охране! Машины стерегут четверо рыцарей Гиммлера. И столько раз Аник нажимает на спуск.

Он бросается к «пирсу-эрроу» — «серебряная стрела», известная всему Сан-Сильверу машина судьи Левена — и берет с места так резво, как может позволить двенадцатицилиндровый мотор.

В порт! Хоть нет гарантии, что у причала стоит что-то, готовое к отплытию. И неизвестно, удастся ли убедить капитана сразу отчалить.

Но навстречу из-за поворота выруливает гнусная армейская «лоханка»-Кс1Р — ветровое стекло снято, над покатым носом, поверх запасного колеса растопырил лапы пулемет. Приходится свернуть в невыгодную сторону, на север — и поживей, пули уже клюют «пирса» в корму.

Остается надеяться, что они расшибут сигнальные лампы, но не продырявят колеса. Отключить фары Аник не рискует — и сотни метров не проедешь, как врежешься. Сан-Сильвер залит осязаемой, тяжелой тьмой тумана.

Натянув тетиву, маленький лучник на капоте указывает стрелой вперед.

Свет фар в движении таранит млечную завесу — туман клубится, будто дым, под напором ветра с моря, взмывает ввысь и ниспадает плоскими полотнищами, приоткрывая черные, зловещие картины города.