-- Сьир, я вас слушаю.

   -- Хотите, я отдам вам все деньги, какие имею? Заставлю свою охрану вывернуть для вас кошели, только прошу. По-человечески прошу... к чему такая трата времени и сил? К чему рисковать жизнями стольких славных людей, когда можно сжечь ее прямо на этом месте? Или вы считаете, что мы не сможем придумать для нее пыток, достойных ее преступлений?.. Князь, вы же умный человек!

   Мельник, дабы не томить принца однообразием своих ответов, всякий раз придумывал что-то новое.

   -- Сьир, вы удивитесь, но я с вашим мнением полностью согласен. И будь моя воля... Но царь Василий не кому-нибудь из вас голову снимет. Мне! Если я вернусь с пустыми руками.

   -- Что, он сильно жестокий?

   -- Мягкие и добросердечные короли долго не засиживаются на троне. -- Мельнику уже в пятый иль в шестой раз приходилось отвечать на одно и то же.

   Лаудвиг поддался рефлексии. Он начал копаться в себе, испрашивая собственный дух, достаточно он тверд и достаточно ли он беспощаден, чтобы тело могло сесть на трон. Дух был столь же ленив, как его хозяин. Не отвечал. И его молчание, в отличии от молчания мудрых духов, увы, не являлось признаком высокого менталитета.

   Да, жажды власти средний из Ольвингов никогда не испытывал. Повелевать народами и их судьбами в качестве лозунга, конечно, красиво звучало в его ушах. Но не более. Страсть к сладостям жизни -- тут все понятно. Тебя окружают женщины, пылающие вожделением. Над твоими устами льется вино, шипящее пьяными ароматами. Твой слух ублажают слова любви. А твой дух возносится до неба... Здесь принц мог поставить размашистую подпись под каждой репликой. Но сломя голову стремиться к вершинам власти, откуда полчище завистников может тебя в любой момент низвергнуть... Зачем?

   -- Зачем? -- повторил он в слух.

   -- Что, сьир? -- переспросил Минесс.

   -- Да нет, ничего.

   Густая тьма как губка впитывала их слова, не давая даже позабавиться собственным эхом. Лаудвиг немного притормозил коня и пропустил вперед двух своих провожатых. Клетка с запертой в ней колдуньей оказалась так близко, что принц брезгливо отпрянул в сторону. Даже лошадь презрительно фыркнула.

   -- Эй, ведьма...

   Ольга подняла голову. Свет внутри клетки был очень слаб. Лохматая, ужасная самой себе и ужасающая других старуха с пару мгновений смотрела на него. Глаза в глаза. Чего доброго, еще напустит какую-нибудь порчу... Лаудвиг прочитал коротенькую молитву, услышанную когда-то от Пьера, в слух же произнес:

   -- Ты искалечила мне полжизни! Мне плевать на все твои чародейства и на то, скольких людей ты сгубила. Но то, что по твоей вине я покинул дворец и гнию здесь... Я, сын Эдвура Ольвинга, наследник его королевской власти. Никогда не прощу! У меня хватит терпения. Я доеду с тобой до Москвы, но лишь с одной целью: посмотреть, как ты будешь корчиться на костре. Клянусь тебе, я буду стоять рядом и хохотать. А ты в это время будешь гореть! Гореть! Гореть! Тьфу на тебя!