Пьера чуть ли не силой заставили присутствовать на балу. Его праведная душа томилась не то что от участия, но даже от созерцания всех этих пустых развлечений. Он уже две декады подряд ничего не ел, пребывая в строгом посте, и тут его, оторванного от молитв, сунули в самое пеклище человеческих страстей. Жоанна напялила на него белую одежду, а отец надел маску и грозно сказал: "если попытаешься ее снять или уйдешь с бала раньше других, лично отпорю тебя плеткой! И не посмотрю на то, что ты уже взрослый!".

   Пьер смирился. Он подумал, что легкий компромисс предпочтительней очередного скандала в их семье. Впрочем, сам факт присутствия на празднике его абсолютно ни чему не обязывал. Младший Ольвинг скромно встал у стеночки и скучающим взором принялся наблюдать за кружащимися парами. При всяком падении Фиоклита, когда его палка отлетала в сторону, а растопыренные ноги задирались вверх, Пьер нехотя улыбался. Он ждал только одного: когда же закончится это неистовство, и он снова сможет уединиться, чтобы открыть драгоценные страницы Священного Манускрипта. Вдруг прямо перед его глазами вспыхнуло белым огнем чье-то платье. Маска совы прочти вплотную приблизилась к его маске. Пьера бросило в жар. Ему не нужно было гадать, кто перед ним стоит, он узнал ее по фигуре. Он бы даже узнал с закрытыми глазами по одному только аромату, исходящему от ее тела. Жар его собственного тела сопровождался обледенением рассудка. Пьер совершенно не соображал, что ему делать. Он опять покраснел до корней волос и был благодарен этой маске, которую только что ненавидел, что она скрывает его болезненную стыдливость. Кастилита замерла, видимо, сама не решаясь заговорить или по наивности ожидая этого подвига от Пьера, потом тихо спросила:

   -- А можно вас пригласить на танец?

   Принц обомлел. Он не верил, что это происходит на самом деле. В своих тайных "греховных" помыслах он часто представлял себе и ее голос и лицо со жгучими карими глазами. Когда Кастилита слегка щурилась, она была самой красивой на свете. В своих грезах он нередко с ней разговаривал, за нее и за себя придумывал вопросы и ответы. Но реальность оказалась в стократ ярче блеклых вымыслов. Да, сейчас он не видел ее лица, но уже твердо знал, что из всех древних мифических птиц сова являлась самой очаровательной.

   -- Я... -- Пьер растерял весь свой словарный запас. -- Я не умею танцевать...

   -- Ничего, я вас научу. Я тоже этого не умею, -- Кастилита весело рассмеялась.