— Да, я всё понимаю, — ласково сказал палач, размазывая по щеке мальчика слезы вместе с грязью, — ты уже согласен, и всё такое… Просто надо повторить, поверь мне. Это чтобы ты понял намёк — насколько хуже будет, если ты только попробуешь что-то недоговаривать.

На вторую ногу наступили, а под голень сунули полено. Прежде чем прыгнуть на лодыжку несколько раз нажали, видимо рассчитывая сделать ожидание более мучительным, но Фёдор уже не имел сил на переживания и тупо ждал повторения случившегося.

И дождался! В этот раз ощущения были намного сильнее, хотя, казалось, что это невозможно. Отвратительный хруст, потом ужас, потом боль. Последняя, казалось, дошла до такого крещендо, что дальше только смерть и… исчезла. От ноги по телу теперь прокатывались не волны боли, а нестерпимого блаженства, мир наполнился светом и красками. Фёдор вдруг понял, что он любит даже этого несчастного человека, который опять дергает его за волосы и вообще зря он так ненавидел всех этих людей — они ведь просто выполняют свой долг. Ненависть разрушает…

Тело резко перевернули на спину, и теперь волны счастья катились к голове сразу с двух сторон, это было так замечательно! А небо… как давно он не видел такой изумительной голубизны….

— И чего мы лыбимся? — часть небесной синевы заслонила голова «Рыбоглазого», но и это было хорошо — Фёдор от души улыбнулся своему палачу. В глазах последнего мелькнуло нешуточное беспокойство пополам с ужасом. Мальчик огорчился, что расстроил этого замечательного человека, но перестать улыбаться не смог. Заслоняющую небо рожу перекосило еще больше, а потом преграда между ним и облаками исчезла.

— …ять! Что делать? — послышалось издалека, как сквозь вату.

— Опиаты являются естественными антагонистами эндорфинов, — донеслось со стороны.

— Быстро колите ему блокаду! Только минимальную дозу.

И краски мира начали потихоньку блекнуть, небо теряло свой цвет, и вместе с этими изменениями понемногу возвращалась боль.

— Какой… интересный… пациент… но… не… таких… обламывали… — в такт словам «Рыбоглазый» пинал то одну то другую голень, и Фёдор просто всем телом слышал как трутся друг о друга края сломанных костей. Тело выгибало дугой, еще больше усиливая эффект, но с каждым разом волна ощущений становилась все ниже, а боль притуплялась. Уже и дышать можно почти свободно…

Видимо это заметил и «Рыбоглазый». Ухватив Фёдора за кисти рук он зачем-то одним ударом ножа рассек пластик иммобилизатора и быстро завел кисти к голове ладонями вверх после чего уселся прямо на грудь, придавив кисти коленями, а руки от локтей до плечь своими лодыжками.