«Да ведь это же Солнце!» — неожиданно догадался я, но тяжелые свинцовые тучи уже заволокли небо, усыпанное звездами. Серый сумрак растрескался ослепительными извивами молний, и сверху хлынули потоки холодной воды. Дождевые струи хлестали с неба сплошной стеной — настоящий тропический ливень! Такого ливня на плоскогорье Декан не было, наверное, с самого начала растопления арктических льдов. Косые струи дождя хлестали по стеклянной стене гостиного холла Школы ОСО, растекались змеистыми разводами по прозрачной поверхности. Сквозь эту смутную пелену было видно, как ветер неистово треплет кроны платанов и кленов в парке у подножья холма, на котором стояло здание Школы. Серый сумрак царил и в холле, но никто не включал освещения. В глубоких креслах, расставленных перед окном, сидели почти все ребята из нашей группы и задумчиво смотрели на неистовство погоды там, на равнине. Было почему-то приятно и спокойно сознавать, что все это творится снаружи, а не здесь, за надежными стенами летящего над землей здания. Казалось, ничто не могло нарушить этого спокойствия и тишины, быть может, последней спокойной тишины в нашей жизни. Говорить ни о чем не хотелось. Мы, молча, созерцали всполохи молний, думая каждый о своем, но неизменно наши мысли стекались к одному и тому же — нашему будущему. Разбушевавшаяся непогода как нельзя лучше иллюстрировала это будущее. Каждый из нас знал, что впоследствии уже нельзя будет укрыться за спасительными стенами, ведь такими стенами для других людей должны будем стать мы сами. Были ли мы готовы к этому тогда?.. Да, были! Именно поэтому мы собрались здесь все вместе, возможно последний раз в жизни. Наша дружба была нашей силой, давала нам уверенности в завтрашнем дне. Прозрачная стена едва заметно вздрагивала под ударами ветра и воды, взъерошенные кроны деревьев бились в парке за окном…

Сейчас мне было мучительно больно сознавать, что тот памятный апрельский вечер никогда больше не повторится. Лица друзей вставали перед моим мысленным взором отчетливо и ощутимо. Я помнил выражение каждого из них: от излома бровей, до выражения глаз, и эти воспоминания были единственно реальной вещью на протяжении всего этого долгого кошмара. Но и они постепенно таяли в моей памяти, подобно утренним звездам, вот только приглушенный гул стен, сотрясаемых ударами ветра, никуда не исчезал. Я очнулся и почувствовал, как что-то мягкое и холодное касается моего лица. С трудом открыл глаза. Из серого тумана выплыло напряженное лицо Илви. Глаза ее тревожно следили за губкой, которой она отирала мой лоб. При каждом прикосновении ко мне она слегка морщилась, словно это доставляло боль ей самой. Я чувствовал, как жар постепенно стекает к ногам. Снова закрыл глаза. Неожиданно рука Илви остановилась. Похоже, она заметила, как я пришел в себя. Я приоткрыл один глаз: Илви смотрела на меня изучающее и неуверенно, как смотрит врач на пациента, пытаясь определить, останется ли он жить, или это только предсмертная агония. Я открыл глаза и встретился с ее настороженным взглядом. Слабо улыбнулся. Напряжение постепенно ушло с ее лица. Она приложила прохладную ладонь к моему лбу, склонилась ко мне, касаясь своей щекой моей щеки. Ее кожа показалась мне холодной, как лед. И все же это мимолетное касание доставило мне невыразимое спокойствие и радость… Но что же такое со мной? Откуда эта слабость и жар?