— Кочевники!

Отряд стремительно рассредоточивался по обочине дороги. Выскакивая на ходу из седел, гвардейцы рвали с плеча арбалет и падали в жухлую, выжженную солнцем траву.

— Откуда стреляли, черт возьми?

Еще одна черная стрела ударилась в бок мертвой лошади, в пол-ладони от моей головы. Я попытался спихнуть с себя мертвого коня, да не тут-то было. Навалившись всем своим немалым весом, Демон начисто лишил меня возможности передвигаться, защемив правую ногу. Оставалось только молиться и попытаться как можно ближе прижаться к боку мертвого животного. Черта с два, ни первое, ни второе у меня не выходило. В богов я, признаюсь честно, никогда не верил, относясь к любой религии не более чем к досужим слухам, облеченным в форму. Второе же у меня не получилось исключительно из-за острой боли в лодыжке. Любая попытка пошевелиться отдавалась всепоглощающим взрывом болевых ощущений. Хотелось орать, биться в истерике. Господи, пройти столь долгий путь, не раз оказываясь на краю гибели, и погибнуть от этих чертовых чумазых, вдалеке от цивилизации, в пыли под трупом лошади на давно уже заброшенном тракте. Веселенькая перспектива.

— Барон ранен!

Несколько гвардейцев в едином порыве дернулись вперед, но сплошной поток оперенной смерти заставил их рухнуть лицом в траву.

— Сколько их?

— Да пес его знает. Нас-то они точно пересчитали.

Череда нелепых мыслей крутилась у меня в голове. Нет, не жизнь сейчас пыталась промелькнуть перед глазами. Зачем мы им? Мы не производим впечатления богатой добычи. Все, что можно поиметь с отряда, так это пару кошелей золотых. Тогда что? Оружие? Кони? Доспехи? Слишком сложно. Неужели опять заговорщики?

В нескольких метрах от меня дернулся арбалет, выплюнув в лоб одному из особенно обнаглевших нападающих тяжелый болт. Тут же последовало еще несколько выстрелов, не столь результативные, как предыдущий, но заставившие кочевников убраться на более далекое расстояние.

Вмиг стрелы засвистели с новой силой, проходя в опасной близости от меня. Черт возьми, что делать? Если я и дальше собираюсь лежать в пыли и изображать из себя жертву обстоятельств, то скоро стану похож на подушечку для иголок. К черту условности, к черту запреты, жить-то как хочется.

Изогнувшись под невероятным углом, скрипя зубами от боли, я дотянулся до ремешка седельной сумки и вытащил на свет старый добрый АКС.

— Ну что, черти полосатые, поиграем?

Сухо щелкнул затвор, ударом ладони перевожу предохранитель в положение автоматической стрельбы. Понеслось.

Несколько стрел ушли в небо и, выписав высокую дугу, обрушились вниз, стремясь впиться в живую теплую плоть. Ну, вот вы и попались, сучьи дети, я вас вижу.