Восточный Ветер, наконец-то обретший свободу, пронесся по комнате.

И вот однажды ночью, холоднее которой он припомнить не мог, когда вокруг не было ни души, он возвысил голос против воющего ветра и выкрикнул тринадцать слов заклинания.

Недели превращались в месяцы, и вести о чародее Эмиле множились, пока не дошли наконец до самого короля, и тот возжелал прибрать волшебство к рукам.

Но Эмиль исчез.

Злой вихрь сметал с полок все подряд. Одра скорчилась и прикрыла голову под градом книг и мусора. Майлз спрятался за сундуком, который плохо защищал от бури.

Над головой Одры раздался треск; она вскинула руки, чтобы спасти глаза; осколки стекла обрушились на ее руки и ноги — одни отлетали, другие впивались в кожу.

Окно раскололось прощальным взрывом, и плененный ветер вырвался из комнаты. Буря закончилась. Звякало об пол стекло, тяжело падали книги.

Одра открыла глаза и увидела великое разорение. Майлз уже ступал по вырванным страницам и разодранным обложкам.

— Нет, — произнес он, — нет! Она должна быть здесь, моя история должна быть здесь…

Из сотни мелких порезов сочилась кровь, но он не обращал на это внимания. Одра вытаскивала из себя осколки темного стекла. Они совсем не отражали свет.

От Зеркала, висевшего над разгромленными полками, отделилось облачко — поплыло и принялось искать. Оно нашло, что хотело, на полу возле чемодана Одры, крышку которого сорвало бурей. А затем юркнуло под синий матерчатый переплет и пропало.

— Вот! — Одра прижала томик к груди.

Майлз подполз к ней; вскоре они стояли на коленях посреди комнаты, лицом к лицу.

Со страниц слетел дымок, сначала бывший лишь струйкой. Затем он сгустился — зеленый и яркий, как солнечный луч в заболоченном пруду; он выбрался наружу и окутал обоих.

— Ответ всегда был здесь, — шепнул голос. — Твоя пленница, Эмиль, и твой друг, Аврора.