Без тестов, однако, рауф к работе не допускали.

Они зарегистрировали брак, потом нашли какую-то престарелую тетку и сделали документы для Мальчика, о втором браке, по договору. Собственно, эта тетка и подсказала им, что можно сделать, чтобы и тесты были сданы, и в койке валяться не требовалось. Методика существовала уже очень давно, и для них двоих она была не просто выходом, нет — спасением.

Жизнь постепенно налаживалась. Тетке они прикупили, как и положено, небольшой дом, себе — квартиру, но бывали они в этой квартире самое частое раз в году. С карьерой тоже все обстояло неплохо, они потихоньку двигались вверх, впрочем, оба не особенно усердствовали — им и так было хорошо. Сказывалась многолетняя привычка жить только сегодняшним днем, а дальше будь что будет, как уж кривая вывезет.

…Они очень редко дарили что-то друг другу — тоже привычка, но как-то Мальчик признался, что один раз в жизни нюхал «Ауру», и вот это была вещь… Поговорили и вроде бы забыли, но у Кира в голове, видимо, что-то такое отложилось, и он начал собирать деньги — цена даже самой дешевой «Ауры» была запредельной. Копить приходилось потихоньку, чтобы Мальчик не понял, куда исчезают деньги с их общего счета; брал Кир, конечно, только из своих… Поэтому и копил двадцать лет, за десять, как он изначально рассчитывал, собрать нужную сумму не получилось. Нулевую «Ауру» он подарил Мальчику на годовщину регистрации их псевдобрака. Когда Мальчик увидел титановый кейс, в котором перевозили флаконы заказчикам, у него глаза вылезли на лоб.

— Опофигей, — сообщил он довольно ухмыляющемуся Киру. — Нулевка?

— А то.

— Ну, спасибо. Уважил.

«Аурой» он пользовался сорок лет. Понемногу, нечасто, но Кир видел — подарок оказался правильным, понравился. Мальчику он, конечно, ничего не говорил, но сам тихо радовался — да любой бы радовался, видя, что лучший друг доволен.

…Всего-то и осталось — этот вот флакон, который сейчас, как всегда, лежит в кармане, да крошечная металлическая пластинка с двумя личными кодами, которую они получили при регистрации брака. Ничего больше. За сто сорок лет кочевой жизни они не успели обзавестись имуществом. Может быть, и к лучшему…

Он ведь никогда не думал, что бывает такая тоска. Только после того, как Мальчика не стало, он понял. Себя понял. Что, оказывается, все эти годы любил свою «ехидную мразь» — и даже ни разу не признался в этом! Даже себе!.. А потом, через какое-то время, он понял нечто гораздо более страшное — тоска начала проходить, исчезать. Рана заживала, по крайней мере, у него хотя бы встала на место крыша, но вместе с тем пришло понимание, что такой скотине, как Кир Гревис, на этом свете явно не место.