«Ищите, – со злорадством подумала Кама. – В вашем королевстве больше нет наследного принца. Кабанчик зарезан. А королеве Флустре уже пятьдесят. Стоит попробовать слепить другого наследничка или уже поздно? Или следует поменять королеву, если эта рожает мерзавцев? Или наследная мерзость таится не в королеве, а в короле?»

Во рту у Камы стало горько, как будто она глотнула прокисшего вина. Ее выворотило тут же, в роще. Она взяла мех с водой, долго полоскала рот, потом умылась, напоила лошадей, вновь забралась в седло и направилась точно на юг, раздумывая, что же изменилось вокруг нее, если уже знакомые места кажутся чужими и непривычными? Кама поняла причину только вечером следующего дня, когда после блужданий между деревеньками и дозорными вышками Кирума, впереди, между лесистыми холмами, заблестела лента Малиту, а закатное солнце бросило последние лучи на предгорья Балтуту. Увалы, холмы, склоны гор – все это приобрело ярко-зеленый цвет. Еще стояли голыми деревья, еще прикрывала низменные луга прошлогодняя трава, но земля ожила. И это вновь заставило Каму заплакать. Она расположилась в рощице на вершине холма, склоны которого были покрыты колючей акацией. Даже без листьев серые заросли скрывали ее стоянку, а заросли осоки у родника и болотце с обратной стороны холма позволили отдохнуть лошадям. Кама занялась собственной ногой. К несчастью, обучению целительству она отдавала столько же времени, сколько и магии. К счастью, как нужно обрабатывать раны, ее учил Сор, в его мешке обнаружились и снадобья, да и смола от Фелиса Адорири была бесценным подарком. В первую же ночь Кама развела костер, вскипятила воду и, скрипя зубами, принялась чистить рану. Икра раздулась, покраснела, но еще не приобрела темно-красный оттенок, значит, ногу еще можно спасти. И все-таки с первой раной было проще, видно, Рубидус не содержал в чистоте свои стрелы, ноги было невозможно коснуться. Или все дело в умении Сора? Кама приготовила ткань, смолу, маленькую бутыль с квачем, иглу, шелковую нить, дала слегка остыть воде, свернула из платка жгут, зажала его зубами, обожгла на костре сразу два ножа и одним движением вскрыла рану сразу с двух сторон.

От боли она потеряла сознание. И уже выкарабкиваясь в явь, похвалила сама себя, что поступила именно так, на то, чтобы вскрыть рану в два приема, духу бы у нее не хватило. Нога была покрыта гноем. Боль не уменьшилась, но едва не потрескавшуюся кожу можно было потрогать. Кама промыла ногу горячей водой, затем снова взяла в зубы жгут и залила рану квачем. По правилам надо было бы промыть рану насквозь, но она покрывалась холодным потом даже при мысли об этом. Смешав снадобье от Сора, запах которого ей показался знакомым, с толикой смолы от Фелиса, Кама перевязала придуманным ею средством рану и стала вспоминать заклинание, которое могло бы помочь ей справиться с недугом. В голове теснилось не меньше трех десятков лекарских наговоров, но большая часть содержала кучу древних лаэтских, атерских и руфских слов, в их понимании Кама не была уверена, поэтому она выбрала самое просто заклинание, которое должно было изгнать из раны все чужеродное, а именно грязь, гной, нечисть, если такая сумела проникнуть в ее кровь, и прочее, что не относится к живой плоти. Кама несколько раз прошептала это заклинание на память, дабы увериться, что ее нога не останется, к примеру, без ногтей или кожи, затем позволила себе подремать, а под утро расчистила на земле небольшой участок, вычертила необходимые знаки, накрыла их чистой тряпицей, поместила в центр рисунка больную ногу, которую вновь начало подергивать, положила по углам рисунка крупинки с мумом и, прошипев заклинание, щелкнула пальцами.