– Вот и посмотрим, – прошептала Кама.

Нет, заклинание определенно должно подействовать, это было так же ясно, как то, что хороший удар кинжалом способен пронзить человека насквозь. Но можно ли было столь вольно обращаться с колдовскими сплетениями? Увеличивать количество мума в несколько раз от требуемого? Удлинять надпись? Использовать вместо медных стерженьков бронзовые кинжалы? Да еще замешивать состав на собственной крови?

– А на какой еще его замешивать, если нет ни требуемой курицы, ни петуха, ни даже цыпленка? – сама себя спросила Кама, прихватив тканью, вытащила из костра оба кинжала, которые успели раскалиться в огне, подошла к камню, прочитала нужные слова, повторила трижды, чтобы неправильная интонация хотя бы в одном слове не испортила труд всей ночи, размахнулась и вонзила кинжалы в камень в начале первой и в конце последней руны.

Они вошли в скальную породу, как в масло, по гарду. Затем надпись набухла темно-красным, вспыхнула ярко-желтым и только после этого стала, тихо потрескивая, остывать. Но все это Кама видела, лежа в десяти шагах от могилы Сора. Ее отбросила волной жара, едва она воткнула кинжалы. И только на земле, разметав костер и не долетев до железной двери часовни пяти шагов, Кама вдруг почувствовала, что слезы наконец наполнили ее всю, подобрались к опаленным ресницам, и заплакала. Она плакала о Соре, об Игнисе, о самой себе, о Фламме, о ледяном камне, который бродил по ее телу, о Рубидусе, в мертвое лицо которого она так и не посмотрела, о своей больной ноге, которая ныла и не давала ей покоя, и той ноге, которая зажила, но теперь вновь отозвалась болью. Она плакала, пока не уснула, но спала недолго.

Она открыла глаза еще в сумерках, но вершины Балтуту уже были подсвечены рассветом. Надпись на камне оказалась выжженной на палец. Камень был еще теплым, но рукояти кинжалов показались ей ледяными. Ей почудился цокот копыт и голоса. Кама легла на дорогу, приникла ухом к камню и поняла, что со стороны Кирума идет отряд. Она проверила лошадей, забралась в седло и повела их сначала по каменистой тропе в сторону Ардууса, через четверть лиги свернула по затянутой прошлогодней травой ложбине в сторону гор, потом повернула на юг и через пару лиг углубилась в можжевеловую рощу на гребне одного из увалов. Отсюда, через глубокий, усыпанный острыми камнями распадок часовня, столб и погребение Сора были как на ладони.

Отряд в три десятка всадников появился через час. Он остановился у часовни, но стоял недолго. Один из воинов, который держал на древке серое полотнище с черным силуэтом кабана, стоял возле кострища, прочие всадники разделились и обыскали все вокруг на расстоянии сотни шагов, после чего отправились к Ардуусу.