Светлый фон

Литус, не переставая грести, хлебнул обжигающего напитка, кивнул с благодарностью капитану, который пошел дальше между рядами, и только теперь понял, что его соседа, который истово молился, нет, и он гребет один. Литус взглянул на воду. Теперь трупов в ней как будто не было, но словно не было и воды. И барка застыла у пропасти, грозя сорваться в ее бездну. И весла гребли не воду, а пустоту. И там, в пустоте, внизу, мелькали тени. Расправлялись кожистые крылья, извивались длинные тела, сверкали огнем глаза, но нужно было продолжать грести, потому что и пустота поддавалась с трудом, словно имела вязкость. И бастард греб, радуясь, что крепкое натренированное тело все еще его слушается, но в какой-то миг перестал понимать, что происходит с ним и вокруг него. Где он? Кто он такой? Что это за диковинное насекомое, наполненное почти двумя сотнями беззащитных человеческих личинок, шевелит полусотней лапок с одной стороны и полусотней лапок с другой? День или ночь вокруг? Почему тени, которые живут в пропасти, летают не только под днищем барки, но и над ней? Почему дождь, который пошел с неба, оставляет алые пятна на руках, на весле, на скамье впереди, на которой тоже пропал один гребец и остался только худой? И отчего и сам капитан упал на колени между гребцами и молится, обхватив плечи руками, на которых, как ты ни растопыривай пальцы, все одно – не растопыришь, потому что нет половины пальцев…

Глухо каркая, из бездны поднялась черная птица. Она села на край барки, заставив ее дрогнуть, посмотрела огненным взглядом на Литуса, открыла пасть, полную зубов, и одним движением переломила весло, которым управлял худой. Но тот продолжал шевелить обломком, словно ничего и не случилось. И тогда птица каркнула, взмахнула крыльями, вытянула шею и снесла голову гребцу. Кровь ударила из обрубка. Тело несчастного рухнуло в проход, а птица снова посмотрела на Литуса и вдруг прощелкала зубчатым клювом, проскрипела ужасным голосом:

– Все еще думаешь, что это морок? Когда приходит последний час, морок смыкается с явью, потому что одно – оборотная сторона другого. Добро – оборотная сторона зла. И если есть провидение божье, значит, есть и провидение зверя. И всякий щит, прикрывая плоть, готов растерзать иную плоть шипами на своей оборотной стороне. И чем тогда лучше медленная смерть среди цветущих лугов быстрой смерти на пепелище? Все еще не веришь? А хочешь посмотреть на самого себя собственными глазами со стороны?

И птица вновь расправила крылья и потянулась к Литусу, и тот упал на спину так, что черный клюв щелкнул над ним, рванул рукоять меча, который кольцом огибал его туловище под балахоном, и неожиданно сверкнувшим лезвием рубанул по уродливой шее, которая оказалась снизу бледно-коричневой, как его балахон. И горячая вонючая кровь окатила его с головы до ног. И отсеченная голова рухнула, загремела в проход и уже там, открыв пасть, проскрипела: