— И не только Локаи, — отозвался Агот, вглядываясь вдаль, туда, где извилистая дорога выходила из леса и направлялась к воротам Харангола. На этой дороге минуту назад показался обоз. Он быстро двигался к городу.

— А кого еще? — спросил Сорук.

— Всех, — ответил Агот, не сводя глаз с дороги, — князя Дапта и Митца тоже пригласит.

Услышав имя Митца, Сенгтай вздохнул и сказал:

— Как жаль У-Фаса, он так не дожил до победы!

— Да, — согласился Агот, — совсем немного.

— Я видел, как он погиб, — продолжал Сенгтай, — жаль, что меня не было рядом.

— Я тоже видел, — отозвался Сорук.

— Уже ничего нельзя сделать, — произнес Агот, — но мы должны верить в то, что он отдал свою жизнь не зря. И не только он один.

— Ты прав, — согласился Сенгтай, — многие отдали и продолжают отдавать.

— О чем ты? — не понял Сорук.

— Сегодня похоронили еще тридцать человек, — ответил Агот.

— А вчера еще больше, — сообщил Сенгтай, — в лагере около четырех тысяч раненых, и я боюсь, что далеко не все они вернутся в Таулос.

Сорук кивнул, соглашаясь со словами Сенгтая. А Агот продолжал следить за обозом, который, миновав ворота Харангола, продолжал двигаться в их сторону. Рядом с обозом шли несколько человек, судя по всему, погонщики. Один из них неотрывно смотрел на лагерь. Скорее всего, он вел обоз именно туда.

— Куда ты смотришь? — спросил Сорук.

— Вон на тот обоз, — ответил тот, указывая рукой, — я думал, что они больше не ходят.

— Почему? — удивился Сенгтай, приподнявшись на локтях и вглядываясь вдаль на движущийся обоз.

— Так ведь война, — ответил Агот, — дороги теперь опасны.

— Надеюсь, что она закончилась, — произнес Сенгтай.

— Я тоже надеюсь, — сказал Агот, поднимаясь на ноги.