Яркие лучи блеснули на стекле огромным зайчиком, ударили прямо в глаза, ослепив его... Джордж дернулся, закрывая лицо рукой, и, неловко спотыкаясь, побежал к дому.

Он взлетел на крыльцо и оказался на веранде, с удивлением отметив, что, видимо, все деревенские дома похожи друг на друга – летняя веранда и зимняя, теплая часть.

В голове промелькнуло детское воспоминание: фильм про войну – «Освобождение». Особенно хорошо ему запомнился момент, когда герой, которого играл Николай Олялин, спасаясь от немецкого танка, зашел в разрушенный дом и аккуратно прикрыл за собой дверь, будто это могло остановить тяжелый снаряд, выпущенный из зенитной пушки.

И почему-то он, не задумываясь, сделал то же самое – прикрыл за собой дверь, хотя и понимал, что это не поможет.

Забор, всего секунду назад казавшийся таким прочным... Ведь он не сломался под его тяжестью, наоборот – так и норовил проткнуть, как жука – булавкой... Забор разлетелся, словно был сделан из спичек, и трактор, даже не замедлившись, понесся вперед, на крыльцо.

Джордж открыл вторую дверь, ведущую с веранды в комнаты, и в этот момент всем телом почувствовал тяжелый удар. Пол задрожал под ногами, дверная коробка начала складываться, и косяки поползли друг на друга, как костыли турникета в метро. Джордж бросился вперед, пытаясь проскочить в суживающийся проем, и понял, что не успевает. Тот косяк, на котором были петли, державшие дверь, ударил его в грудь, и Джордж услышал тихий треск – словно кто-то наступил на хрупкую ветку. Ему стало больно дышать. Он не мог вздохнуть– оттого, что его, как тисками, крепко зажало дверной коробкой, и оттого, что любое, малейшее движение причиняло сильную боль.

Джордж закричал: утробно, на одной протяжной ноте:

– И-и-и-и-и!

Он уперся руками в косяк и попытался освободиться, но тиски крепко держали его. Он чувствовал себя крысой, попавшей в крысоловку. В том гараже, где он оставлял байк на зиму, их было множество. Меланхоличный сторож, дядя Вася, каждое утро вытаскивал застывшие, как деревяшки, трупики с перебитым хребтом и побелевшими выпученными глазами, и выбрасывал их на помойку.

Он словно увидел себя со стороны: раздавленного, сплющенного, как бумажный лист, сложенный вдвое, с отвратительными бельмами вместо глаз. И... В конце концов, это было не так уж и страшно. Ведь он-то всего этого уже не увидит, но...

Джордж вспомнил о Рите. Ему представилось, как эта дурочка с отсутствующим взглядом встает с земли и идет, улыбаясь, навстречу жадным гигантским колесам. Трактор хрипит перегретым дизелем, сипло свистит турбиной и, помедлив мгновение, бросается на новую добычу. И он давит ее, нещадно перемалывает, крутится на месте, зарывая то, что осталось от маленького стройного тела, в пропитавшуюся кровью землю.