– Послушайте, милейшие… – решил повторно обратиться к ленивцам Дарк, но был огорошен наглым ответом, во время которого заговоривший монах даже не соизволил повернуться к нему лицом.

– Ступайте с миром, милостивый государь! Сегодня не исповедуем! – пропел тоненький голосок, в котором проявились пренебрежительные нотки.

Аламез разозлился. Из уст монаха «ступайте с миром» прозвучало как «пошел ты к черту под хвост!», если не подальше… Лишь перепачканная, но все же внушающая уважение одежда дворянина да меч на боку благородного прихожанина удержали ленивого служителя храма от более агрессивной интонации и более оскорбительных слов.

– Я с отцом Арузием договаривался, – произнес Дарк, едва удержавшись от грубого физического проявления овладевшего им гнева, но его смирение не было вознаграждено; его слова остались без ответа. – Послушай, дружок, его преподобие будет очень недоволен, когда узнает…

Попытка уладить миром возникшее непонимание не увенчалась успехом. Как будто сговорившись, вся троица дружно затянула псалом, топорно намекая упрямому мирянину, что ему лучше удалиться и не мешать Божьим людям постигать священное таинство единения души с Небесами.

К сожалению, природа наградила Дарка всего двумя ногами; но в этот миг он остро ощутил, что третья ему бы весьма пригодилась. Если люди не понимают слов и уговоры бесполезны, нужно приступать к действиям. Двое певцов жалобно пискнули, а затем одновременно взяли самую высокую ноту, когда на торчащие из сандалий пальцы их ног наступили кованые каблуки моррона. Впрочем, стенания быстро прекратились: чуть не плачущие от боли монахи мгновенно смекнули, что если будут и долее раздражать слух рассерженного прихожанина, то он надавит еще сильнее.

– Отца Арузия позови! – вполне доброжелательно и даже с вымученным подобием улыбки на лице попросил Аламез изумленно таращившегося на него третьего монаха.

На бедного парня было жалко смотреть. Его оскудевший, сократившийся до размера горошины мозг был не в состоянии понять ни причину столь редко проявляемой по отношению к святой братии жестокости, ни что ему делать. С одной стороны, дружков следовало спасать, но ударить или просто толкнуть благородного человека он не решался. С другой стороны, здравый смысл подсказывал растерявшемуся бедолаге, что у мирянина еще остались свободными руки и что он не погнушается ими воспользоваться…

– Щас покличу! – наконец-то произнес что-то членораздельное до этого изъяснявшийся лишь всхлипами да протяжными звуками монах и шустро побежал к боковой двери.