«Я тебя искала вчера, — резко шевельнула она пальцами. — Что у тебя с лицом?»

«Извини. Мы с Чистюлей попали в переделку на материке».

«К тому же ты мне вчера соврал».

«Ты о чем?»

«О той бабе. Она хотела тебе передать привет не от матери, а от себя. Где ты успел ее подцепить?»

«Это подруга детства». — Я невольно начал оправдываться.

«Зачем тогда врал?»

«Чтобы ты не мучила меня вопросами».

«Значит, вы с ней трахались?»

«Какая разница? Мы с ней не виделись почти четыре года. Когда ты трахаешься с кем попало, я не устраиваю истерик».

«Зачем ты мне грубишь? Уходи. Я не хочу с тобой говорить».

Я не знал, что делать. При всех недостатках Молчуньи я к ней привык, и назревающий разрыв застал меня врасплох.

«Извини», — попробовал оправдаться я.

«Уходи. И вот это забери, — она швырнула мне под ноги записку от Леси. — Не хочу с тобой раговаривать. Дрочи теперь на эту бумажку».

Она залезла обратно под броневик, а я стоял и обдумывал, как быть дальше.

— А какого вообще дьявола? — шепнул я, чувствуя, как обида во мне переплавляется в злость. — Да пошла ты к черту!

Я поднял записку и двинулся к океану. Мне хотелось поскорее оставить за спиной обиды и неудачи прошедших суток, я спешил остаться наедине с прибоем и с ветром, чтобы только с ними поделиться содержанием Леськиного послания. Забравшись в скалы недалеко от мыса, где жил Долговязый, я отдышался и только после этого развернул записку.

На старом, затертом и исчерканном листе было написано тонким Леськиным почерком: «Рома, я без тебя очень скучаю. Я поняла, что была не права, отговаривая тебя от поступления в учебку охотников. У каждого свой путь, я это только теперь осознала. Но если у тебя будет возможность соединить свой путь с моим, подумай, прежде чем упустить ее. Сегодня я узнала, что меня направляют на плавучую станцию «Тапробани», она дрейфует в пятистах милях к югу от Шри-Ланки. Если будешь в Индийском океане, дай о себе знать. Я люблю тебя так же, как раньше. Леся».

Я перевернул записку и увидел набросанную рукой Жаба декомпрессионную таблицу.

Похоже, этот истрепанный лист был вознаграждением за все пережитые мной несчастья.