Глубоко затягиваясь, генерал-майор Громов подумал, во что может превратиться некогда сильная и гордая нация под потоком пропагандистского дерьма. «Вот те же немцы — в армии теперь у них служат лишь аристократы из старинных рыцарских родов и откровенные люмпены из восточных земель бывшего ГДР. Американцы, поди, радовались, когда превращали воинственных германцев в дисциплинированную потребительскую массу. Мол, прогресс и демократия, понимаешь, даже из германца может сделать нормального человека. И сделали… на свою голову. После того как мы кадровый Бундесвер на гусеницы намотали, у немцев мобилизация провалилась. Вообще. Вот и сейчас, занимая германские города, мы поражались огромному количеству здоровых мужиков, стоящих на улицах, словно суслики у норок, и смотрящих, открыв рот, на русские танковые и механизированные колонны. Если бы они все взяли в руки автоматы и РПГ, то устроили бы нам головомойку, как „чехи“ в Грозном или „гитлерюгент“ в сорок пятом. А здесь мы прошли пол-Германии, как нож сквозь масло. Остатки Бундесвера совместно с американцами еще дергались, но потом немцы решили больше в „войнушку“ не играть, подняли лапки. И заодно открыли нам фронт. Не иначе в благодарность за привнесенную извне американцами „толерантность“ и „гуманизм“.

Вот так мы американцев на Брауншвейгской равнине и прихватили. Немцы в сторону отошли, мы в брешь и проскочили. Последний серьезный бой был два дня назад. Тогда первая боевая тактическая группа Алтуфьева въехала в тыл Old Ironsides, расколов остатки некогда мощной бронетанковой дивизии на две части. И началась агония…

Американская авиация лихорадочно пыталась помочь окруженным, но без особого успеха. Войсковое ПВО работало, как обычно, на отлично, и от бомбежки бригада почти не пострадала. Американский командующий корпусом, генерал Коун, даже не пытался прорваться сразу, хотя шансы еще были. Как гласила последняя разведывательная сводка по нашему армейскому корпусу, „у американского командующего, возможно, серьезнейший психологический стресс“. Сломался, короче, дядя. Хотя, может, он про перемирие раньше всех узнал и попросту людей гробить не пожелал?»

— Слепнев!

— Слушаю, командир.

— Ты как начштаба сейчас за старшего остаешься. Вся бригада на тебе.

— А вы?

— К Алтуфьеву. На его участке парламентеры появились, надо самому глянуть, а то мало ли что.

— А не опасно? Давайте я съезжу…

— Не опасней войны, полковник. Ладно, где там мой водила?

Полковник помолчал и спросил выходящего генерал-майора:

— Как думаешь, командир, неужели всё?