— Чего он там блеял? — спросил Громов штабного переводчика, старшину Рузанова.

— Да говорил, что Германия уже не воюет на стороне американцев и они даже не союзники. Мол, мир, дружба, жвачка.

— Вот твари! — искренне возмутился Слоенов, и комбриг был с ним абсолютно согласен. По русским меркам, это было какое-то запредельное скотство. Еще вчера эти люди встречали прибывших из-за океана американцев как защитников от «русских варваров» и махали им звездно-полосатыми флажками, посылая воздушные поцелуи. А сегодня готовы спокойно смотреть, как разбитые «защитники» будут умирать без медикаментов…

Громов долго с недоверием осматривал окрестности. Самому начинать переговоры совершенно не хотелось. Мало ли что…

— Генерал! На связи Волна.

«Вспомнишь начальство — оно и нарисуется. Не сотрешь!»

— Слушай, Уран… — Было заметно, что Бородулин здорово волнуется. — Москва договорилась. Я сейчас с генералом Коуном встречаться еду. Твои задачи такие — обсудить маршрут отхода американцев на твоем участке. Будь постоянно на связи, усек?

— Так точно.

Вздохнув, Громов сказал Алтуфьеву:

— Пусть твои орлы тоже белой тряпкой помашут. Мол, мы их услышали. Сойкин, ты по-англицки разумеешь?

— Есть немного, господин генерал-майор.

— Немного… И я вот немного. Ладно, у тебя «Тигр» на ходу?

— Да. Я все больше на танке передвигаюсь. Еще «Феннек» есть.

— Не… машина должна быть наша. Из патриотических, так сказать, соображений.

— Принял! — Лаврушин снял наушники, покосился на Тюленева и, хлопнув его по плечу, приказал:

— Бери, Тюлень, белую простыню и махай в сторону «Хаммера». Потом подойдешь к ним и скажешь, что встреча будет вон на том перекрестке. — Палец сержанта указал на ближайшее к ним пересечение дорог.

— Ты охренел, Лавруша? А по рации что, с пендосами нельзя о встрече договориться?

— Не твоего ума дело, ефрейтор. Ты в Наполеоны, что ли, записался? Может, ты уже бригадой командуешь? Тебе приказали — исполняй. Или ссышь, «москва»?