Разбитые губы землянина были мокрые от соленой крови, а язык сухой. Габриел страстно желал почувствовать тошноту, почувствовать что угодно, кроме этой боли. Не просто дергающей боли в запястьях, жжения в ноге, ушибов по всему избитому телу и пронзающей боли треснувших ребер при каждом вдохе. Та боль была внутри, глубоко внутри. Боль, что сдавила его дыхательное горло как мягкий стебель тростника, не давая вырваться стону горя, который мучительно требовал выхода.

Изадора подергала его за рукав.

— Габриел, — ее голос был мягким, но настойчивым, — нам нельзя здесь оставаться, надо идти. Габриел, пошли. Пошли.

Землянин тупо огляделся. Неужели ничего не кончилось, даже спустя все эти годы? Неужели для того, чтобы сдаться, действительно нужна сила большая, чем для того, чтобы снова бежать? Он прижал пальцы ко лбу. Вещи не связывались.

— Они всех нас превращают в убийц, — смог выговорить он.

— Нашла! — объявила Чуен. Она стояла у тела Часовщика, показывая серую коробочку пульта. Ненависть сочилась из всех ее пор, когда женщина нависла над убийцей, ее руки и ноги подергивались. Габриел подумал, что она сейчас пнет безжизненное лицо, но вместо этого Чуен повернулась к Изеки и сказала:

— Ты стрелял в нас. Офицер смутился.

— Я должен был.

— Ты стрелял в нас. Ты оставил нас беспомощными. Я проснулась в темноте… ничего не видела. Я не знала, где я. Ты знаешь, каково это? Ты оставил нас вот так!

Слезы гнева катились по ее щекам.

Изеки посмотрел на Габриела за поддержкой.

— Я должен был, — запинаясь, повторил он. Судорожно вдохнув, Габриел взял себя в руки.

— Изеки, мы должны идти. Изадора права. Они будут искать нас.

Офицер снова уставился на труп.

— Изеки, — повторил Габриел.

— Меня зовут не Изеки, — жестко сказал полицейский. Остальные воззрились на него с удивлением. Его лицо выглядело бесплодным полем. — Никто не зовет меня Изеки. Я же не зову тебя Кайли. Не называй меня Изеки. Хочешь меня как-то звать, называй офицером Изеки, или лейтенантом Изеки, или мистером Изеки. Или зови меня Хитедоро. Не Изеки.

Казалось, Чуен собиралась ответить едкой репликой, но — странно — как будто раздумала и промолчала.

Габриел уступил ровным голосом: