– Обычные дикари, – буркнула Кама. – Проживи ты тысячу лет под землей, может быть, и у тебя будут такие волосы, такие зубы, пальцы, нос, уши и глаза.

– Знаешь, – Эсокса закрыла глаза, – может быть. Но я оглянулась, разглядела взрослых существ. Они не похожи на выморочь, как эта белая рыба в воде. Они очень сильны, очень.

– Ну и что? – хмыкнула Кама. – Сколько их там? Тысяча? Даже две тысячи? Десять тысяч? Мы прошли примерно четверть пути, и вот уже нет ничего похожего! Думаю, что на Земле может быть зараза и пострашнее.

– Может быть, – согласилась Эсокса. – Если только все это не одна и та же зараза. Но согласись, что в каждом из этих отнорков могут быть такие же залы. А уж еды там навалом. Для них – еды.

Принцессы проходили в день от десяти до тридцати лиг. Еще несколько раз они натыкались на гахов, но лишь один раз были замечены. Им пришлось сражаться с десятью низкорослыми воинами, которые оказались неожиданно ловкими и быстрыми, к тому же носили на себе некоторое подобие кожаных доспехов. Спутницам удалось победить в той схватке, костяные наконечники и слабое дерево копий не могли противостоять мечам принцесс, к тому же черный клинок Камы наводил на них ужас. Но Эсокса была серьезно ранена в плечо, и Кама две недели выхаживала ее в грязной пещере, которую отыскала в одном из холодных залов, в то время как неподалеку бродили дикари, явно разыскивая обидчиц.

Дважды на спутниц нападали подземные твари, напоминающие калбов, разве только меньших размеров и безголосых, умеющих только рычать. Один раз крупная кошка прыгнула на голову Каме, и Эсокса, убивая ее, едва не воткнула стрелу в затылок спутнице, а потом обнаружила, что клыки кошки сочатся ядом. Через полтора месяца бывшие принцессы вышли на берег подземного озера и даже попали во что-то вроде леса, едва не оставив на его колючках всю одежду. А потом обходили озеро, забравшись по каменным осыпям высоко к стене, в которой, как показалось Каме, поблескивали рубины. На берегу стояли выстроенные из камня дома. Их было так много, что в какой-то момент Кама решила, что это город. По его улицам ходили гахи. В домах, покрытых светящейся плесенью, жили гахи. На лодках, сделанных из костей и обтянутых кожей, в темноту озера уходили на рыбную ловлю гахи. И даже распевали какие-то песни, негромко постукивая по обтянутым рыбьей кожей бубнам – гахи. Однажды, когда город стал таким большим, что уперся в стену и стал забираться по ней подобно осиным гнездам, спутницам пришлось пережидать, когда в городе наступит что-то подобное ночи, когда гахи скроются в домах и даже плесень на их стенах станет тусклой. Тогда они шли две лиги по воде вдоль берега, чувствуя, как с каждым шагом убывают их силы, а потом, едва не крича, срывали присосавшихся сквозь сапоги к их ногам пиявок. Через два месяца после начала пути они оказались примерно на противоположной стороне озера и нашли водяной поток, который катился им навстречу. Плесени над ним не было, и тоннель, в котором он струился, явно был вырублен из гранита. Вырублен и отшлифован. Кое-где под водой даже угадывались ступени. Гахов дальше не было. Стены возле устья этого потока были расписаны какими-то знаками. В тот день у принцесс кончилась пища. По прикидкам Эсоксы стояла середина последнего месяца осени.