На столе в тесной подсобке горела керосинка с треснувшим стеклом. Она освещала топчан в углу, заправленный тонким солдатским одеялом, старый сейф и стоящие вдоль стен ящики с маркировкой. По проходу между ними ходил, потирая ладони, дед Пахом. С хитрого морщинистого лица не сходила улыбка. Загибая артритные пальцы, старик высчитывал, сколько сможет выручить за боеприпасы.

— А тут что? Эх, вы мои миленькие… — бормотал он, ножом приподнимая крышку очередного ящика и заглядывая внутрь. — Все, конечно, нельзя брать, — жалостливо поцокав языком, решил наконец Пахом, останавливаясь в конце подсобки. — Группировщики вернутся, а нам тут еще жить. Спросят, эх спросят…

— Или не вернутся? — старик огорченно огляделся. — Там призраки, там Хозяин… — Дед Пахом взялся за край, приподнял — и с довольным охом опустил ящик. Тот был тяжелый, одному не вытащить, надо Степана звать. — С ними Настька, — бормотал старик, нежно оглаживая шершавый дощатый бок. — Ох-ох, жалко, если их там всех не перебьют…

Совесть деда Пахома не мучила. Они в Зоне, а группировщики — как солдаты на войне, знали, на что шли. Настьку, конечно, можно было бы и оставить, да только что с нее толку? И раньше-то была непутевая девчонка, только под ногами путалась, а теперь вроде как теля нескладное, не вырастет из нее справной бабы — так чего зря небо коптить? Старик прижался щекой к ящикам, глубоко, с наслаждением втянул резкий запах смазки. Вот он, Пахом, всех переживет…

Снаружи зашелестела трава, послышалось тяжелое дыхание. Старик торопливо шагнул к дыре, загораживая проход.

— Чего тебе? — спросил он Степана.

Тот запустил пальцы в шевелюру и дернул.

— Там такое творится, такое! — возопил он в отчаянии. — Идем скорей, дядька Пахом!

Старик знал своего племянника давно и манеру паниковать по пустякам изучил, однако сейчас на лице Степана отражался неприкрытый ужас, какого Пахом давненько не наблюдал. Слегка струхнув, он выбрался из магазина, подхватил стоявший возле стены карабин.

— Орать-то чего? — сердито сказал он, шагая по пыльной дороге. — Так что происходит, спрашиваю? Или говорить от страха разучился?

— Сейчас увидишь, — стонал Степан, хватая деда Пахома за руки, но тот все время отталкивал его. — Мы умрем, я давно знал, что этим кончится!

— Да не ной, — брюзгливо одернул старик, — ты внятно скажи. Группировщики возвертаются? Так мы им наплетем чего. Или лучше правду скажем, мол, страшный цыганище разворотил ихний магазин, но мы его спугнули, и он убег…

Степан вновь запустил руки в волосы и с силой дернул, выкрикнув: