Махрин снова стал задыхаться и кашлять, тогда Людоед хлопнул его по спине и сказал:
– Иди, хворый, иди. Скоро вы там, на поверхности, все поймете, что Тьма пробуждается, что она близко… Ты еще прибежишь ко мне просить убежища.
Один из бородатых коротышек скользнул взглядом по хрустальному гробу, и Элис поспешно зажмурилась.
– Да, да, я лучше пойду, – бормотал Махрин, – ешь сердце, поджидай Тьму, а по мне лучше на поверхности жить.
– Потом поймешь, что от Тьмы нужно в землю прятаться, под гору, в камень… – голоса удалялись, Людоед провожал Махрина к выходу из сверкающей самоцветами пещеры. – Она же скоро проснется, совсем скоро…
Элис осторожно напрягла руки – веревку порвать не удалось, но вроде бы петли немного ослабли. Во всяком случае, руки слушались, и это уже хорошо. Потом над хрустальным гробом снова встал Людоед, и Элис на всякий случай плотнее сдвинула веки, оставив между ресницами совсем узкую щель. Она видела лицо хозяина пещеры, странно меняющееся с каждым мгновением. То он веселый и улыбается, то он хмурится и в его глазах, кажется, собралась вся скорбь Валарда, так что ничто не может заставить этого угрюмого джески улыбнуться… Элис обдало холодом при мысли о том, что Людоед в самом деле владеет душами десятка людей, чьи сердца он сожрал. Ей даже показалось, что гроб, в который ее уложили, сделан не из хрусталя, а из льда.
– Надо бы ее разбудить, – озабоченно сказал один из бородачей, жадно глядящих на вожака. – А то как-то нехорошо выходит.
– Нет, не нужно, – буркнул Людоед. – И так сойдет. Главное, что живая Охотница, дышит. Сейчас я…
Он полез за пазуху, под меховую крутку.
– Жалко, – сказал первый джески, – не поглядим, как она дергается, когда нож увидит. Они всегда так смешно дергаются.
Людоед, озабоченно сопя, вытащил короткий клинок из лунного серебра, и цветные отблески забегали по остро отточенному лезвию. Другие джески попятились к усыпанным самоцветами стенам пещеры.
Элис из-под ресниц глядела на Людоеда, на его глаза, то веселые, то печальные, а владыка подземелий занимался своим странным и страшным делом. Держа нож обеими руками, он поднял его острием кверху перед собой и быстро забормотал. Элис не понимала ни слова в этой скороговорке. Ей вспомнился старый джески в подвале замка Фиоро. Тот обращался к духам, и Кот сказал, что это древняя магия. Наверное, Людоед тоже колдует? «Точно, это магия», – решила Элис, осторожно сгибая правую ногу в колене.
Монотонно бормоча, Людоед поднял повыше блестящий нож, перевернул… и тут Элис изо всех сил врезала ему каблуком в лицо. Удар пришелся в челюсть, поросшую буйной бородищей. Колдун пошатнулся, потерял равновесие и вдруг исчез, будто его дернули сзади. Вместо бородатой хари над Элис возникло круглое лицо Килгрика и его пухлая рука с ножом. Не теряя времени, Элис села и протянула связанные руки к оруженосцу, тот полоснул ножом по веревкам. Вот тут джески и начали орать из темных углов. Появление мальчишки их почему-то напугало. Элис выпрыгнула из хрустального гроба… и приземлилась на ворочающегося Людоеда. Тот пытался подняться, но сапоги Элис снова швырнули его на пол. Она с наслаждением придавила каблуком кулак джески и крутанула ногой, чтобы вышло больнее.