– В каком смысле страшные?

– А в том самом… Такие страшные, что достаточно один раз увидеть, чтобы все понять…

– Что понять?

– То, что не люди это… В смысле, не живые…

– Ну, не знаю, – отвернулся в сторону Геннадий.

– И что они делают? Те, что приходят ночью?

– Ну, ходят вокруг… В двери-окна скребутся…

– Стучатся, – уточнил Павел. – Мне одну ночь так в дверь дубасили, что я думал, она с петель слетит… Сидел, вот, с ружьем в сенях напротив двери и думал, вот, как только высадят дверь, так и я садану по ним из обоих стволов… Хотя, понятное дело, в мертвяков стрелять бесполезно…

– А приходилось?

– Как-то разок попробовал… У меня на заднем дворе есть маленькое такое оконце. Не оконце даже, а, вроде как, отдушина… Как в бане… Ну, вот я это оконце приоткрыл, ружье через него на улицу выставил и, как только мертвяки появились, стрельнул по ним… Сначала картечью. Потом быстро перезарядил и пальнул двумя жаканами… А им – хоть бы хны! Только выть сильнее принялись.

– Так они еще и воют?

– Еще как!

– А я не слыхал, – сказал Геннадий.

– А не говорят?

Снова местные переглянулись и ненадолго примолкли.

– Нет, – качнул головой Павел.

– А если и говорят, то не по-нашему, – уточнил Геннадий.

Осипов, которому весь этот разговор казался запредельно странным, пытался мысленно сложить хотя бы мало-мальски правдоподобную картину того, что происходит в деревне. Ему не верилось в то, что местные врут им все напропалую. В безумном нагромождении лжи не оставалось бы уже никакого смысла. Тогда что же получается? Либо это коллективный бред, либо кто-то или что-то действительно наведывается по ночам в Косогорье?.. А что если местные хотят не напугать чужаков, а посмеяться над ними? Для того и ломают перед ними комедию?.. Осипов внимательно посмотрел на Павла. Потом – на Геннадия. Э, нет, эти ребята явно не годились на то, чтобы разыгрывать представление. Если у них и имелись какие-то замечательные способности, то актерский талант к ним точно не относился.

– Бред какой-то! – тряхнул головой Камохин.

– Подожди, скоро ночь придет, сам все увидишь, – пообещал Павел.