Я остановилась и оглянулась на Смертника.

— Ты ведь один из них, да? — спросила я. — Один из «специалистов» Эйзенхорна. Он отправил тебя следить за мной.

Молчание.

— Это так?

— Да, — ответил Смертник.

— Кто ты? — спросила я.

Он поднялся на ноги, выпрямился и повернулся, чтобы посмотреть на меня. Я увидела, что визор был разбит и свободно болтался рядом со шлемом, а часть перепаханной шрамами кожи под ним содрана. Но это была маска. Под ней было его настоящее лицо — лицо, которое Теке открыл своим ударом.

Я не могла ясно рассмотреть, но даже в темноте заметила, что оно было красивым, с благородными правильными чертами.

— Кто ты? — повторила я.

Он посмотрел на меня — недолго, всего секунду.

— Я — Альфарий, — ответил он.

Он развернулся и вместе со своим псом скрылся в пелене дождя.

Дождь не унимался, но мы продолжали идти. Сейчас нам необходим был лишь один вид убежища. Я начала сожалеть о самой моей жизни. Мне казалось, что сейчас самым лучшим было бы спуститься к болотам, откуда я, по общему мнению, появилась, улечься на сырую могилу, где, как мне говорили, покоилось тело моей матери, и умереть. Просто лежать там, и позволять силам природы превращать тебя в ничто, чтобы я прекратила быть центром всего этого безумия. Я превратилась в грааль. Превратилась в вещь, которой яростно домогались все эти многочисленные, смертельно-опасные стороны конфликта. Я подумала, что во всех этих мифах о граале вряд ли кто-нибудь хоть на секунду задумался, что чувствовал сам грааль.

Забвение неудержимо влекло меня, но и оно было основано на лжи. Россказни о том, что я появилась с болот и гаваней к югу от Врат Мытарств были лишь практичной историей на каждый день, придуманной, чтобы придать моей жизни видимость смысла. Это тоже была роль. Моя мать, если можно было верить рассказам подчиненных Эйзенхорна, пропала вместе с кораблем в варпе. Так что настоящим выглядело только мое имя: Биквин — всего лишь слово. И это слово было единственным, что у меня осталось.

Мы шли еще примерно час и не произносили ни слова. Под дождем одежда прилипала к телу. Город выглядел пустым, большинство жителей прятались по домам от ливня. Казалось, все огни были погашены и беспорядочное нагромождение каменных зданий убрано прочь, чтобы освободить сцену для утреннего действа и новой группы актеров, играющих новые роли.

Лайтберн перевел меня через Лунар-стрит, большой бульвар, пересекавший район Парасхой, и мы двинулись дальше, в сторону У'гольников. Мы с ним дали большого крюка по окрестностям. Деревья за черной оградой парка Парасхой перешептывались под рушащимися сверху струями ливня.