А главное, теснил меня так, что я не успевал вытащить кинжал, и прыгни он раньше – мне пришел бы конец.

Расклад приходилось менять.

Деган, конечно, предпринял бы что-нибудь безупречное и смертельно опасное; я же отскочил, присел, резко выставил рапиру, пригнулся и прикрылся левой рукой. Через секунду я почувствовал, что рапира во что-то уперлась. Затем Никко налетел на меня.

Я опрокинулся на мостовую. Острая боль пронзила правую руку от локтя до кончиков пальцев и обратно. Рапира выскользнула и со стуком упала на камни.

Я сел и обнаружил, что Никко опустился на колени рядом со мной. Он держался за правый бок, из-под перчатки сочилась кровь.

Я потянулся за кинжалом. Никко подался ко мне и влепил затрещину. Я снова упал и растянулся на мостовой, кинжал укатился. Потом из моего сапога вытащили нож, а левую руку чуть выше запястья придавило что-то тяжелое. Я ощутил спиной каждый уличный камешек.

Никко наклонился ко мне, прижимая руку коленями. Лицо его кривилось от боли, но выдавить гнусную ухмылку он сумел.

– Остался без игрушек, Дрот? Я знаю, где ты держишь перья.

Он потянулся и с силой ткнул железными заклепками в правую ногу.

– В сапоге, – сказал он.

Потом он коротко ударил в живот.

– На поясе.

Затем покачался на коленях, расплющивая руку.

– На запястье. Ничего не забыл?

Я хапал воздух, но не кричал – сил не было.

Гнев улетучился. Теперь во мне было пусто, и эту пустоту исподволь заполняло отчаяние. Эппирис, Козима, Кристиана, Деган, Келлз, даже Одиночество – я не сдержал данного им слова, не выполнил даже единственного обещания. Я думал, что с дневником, да на улице, я всех перехитрю и избегну бед даже после сделки с Одиночеством.

Вопиющая наглость. Достаточно взглянуть на площадь, чтобы увидеть последствия моих трудов: Мендросса, избитого в кровь в собственной лавке; Дегана, которому пришлось драться насмерть не только с полудюжиной громил, но и с Железом; Никко, постоянно ломавшего людей и дела, которым я обещал служить, и все остальные. Я играл чужими жизнями и даже не замечал этого.

Гребаный Нос!

Никко подвинулся, чуть ослабив нажим на руку. В нее устремилась кровь, и свежие раны защипало и закололо.

– Нам предстоит долгая, обстоятельная беседа наедине, – заверил меня Никко. – Очень долгая.