Светлый фон

— Брось впадать в панику, — сказала Анджелла. — Я убиваю, в основном, когда почувствую опасность. Ты для меня опасности не представляешь.

Через мгновение Эмма вновь оказалась на том самом видавшем виды диване. Анджелла тем временем отошла к окну, присела на корточки, поддела ноготками несколько паркетных плиток, затем бесцеремонно выдернула вкладыш из ударопоглощающего материала и принялась извлекать из тайника один за другим пистолеты и коробки с патронами.

— Я хочу знать правду, — сказала, поборов себя, Эмма. — Как тебя зовут? Кто ты такая на самом деле?

Анджелла перестала копаться в своем тайнике, тяжело вздохнула, поднялась и посмотрела на следователя.

— Ты и вправду хочешь об этом узнать? — спросила она.

— Да, хочу, — подтвердила Эмма и тотчас в душу закрался червь сомнения, и подумалось, что эта жгучая брюнетка спрашивает неспроста…

Анджелла стояла у окна и глядела на засыпающий город. Редкими снежинками начинал падать снег.

— Ночью жуткая метель будет, — произнесла она задумчиво.

— Откуда ты знаешь? — спросила Эмма. — Синоптики передали всего лишь небольшой снег, и тот — временами.

— Я чувствую, — ответила Анджелла и вновь замолкла.

Снова наступила тишина.

— Знаешь, у меня тоже на погоду колени ломит… — начала было Эмма.

Брюнетка стояла вполоборота к ней и глядела на падающий снег.

— Меня зовут Анджелла Фрайхайт, — произнесла она чуть слышно. — Я родилась в 1935-ом году в Праге. И я вампир.

— Ты сумасшедшая, Анджелла… — произнесла Эмма неуверенно.

Анджелла лишь надменно усмехнулась.

— Тебе надо меньше всяких дурацких книжек читать, — сказала Эмма, кивнув головой на шкаф.

Внезапно ей стало дурно. Перед глазами, словно черно-белые кадры кинохроники, калейдоскопом побежали воспоминания: там был и умерший от потери крови наркодилер из церкви, и священник, спятивший от встречи с вампиром, и фотография, хозяйка которой не постарела ни на йоту за сорок лет, и Мартин Ильм, столкнувшийся с доселе неизвестным генотипом…

Эмма вдруг почувствовала, как к горлу подкатил огромный ком, и тотчас стало тошно, и задрожали колени.

— Нет… — она обхватила голову руками, согнулась пополам. — Нет, Господи, нет, пожалуйста!