– Ты мне не угрожай, маленький… – говорит Дуда, но Маккавей, пульс у которого снова замедлился до 41 удара в минуту, довольно быстро, чтобы никто не заметил, тычет иголкой Дуде в шею.

– Что… – начинает Дуда.

– Слушаться надо было, – отвечает Маккавей: тихо, холодно, с улыбкой на лице. Дуда понимает, что произошло, но не знает, что его ждет – просто сон или смерть. Но спросить он уже не в силах.

Дуда не может даже пошевелиться.

Его глаза наполняются ужасом.

Самолет сильно кренит то в одну, то в другую сторону.

Порывистый ветер все сильнее. Люди молятся уже не про себя.

Они во всеуслышание взывают к Богу. Маккавей позволяет пульсу участиться.

В экономклассе начинает плакать ребенок.

У Дуды закатываются глаза. Маккавей прислоняет к окну подушку и толкает на нее соседа. Потом закрывает ему глаза, кладет руки на колени – одну на другую.

Затем усаживается сам. Он в жизни уже столько неадекватных людей повидал. Интересно, что ждет его в Китае.

Через шесть минут самолет выходит из зоны турбулентности.

Мисс Павлек с улыбкой смотрит на Маккавея. Лоб ее блестит от пота, щеки раскраснелись, она нервничает. Маккавею нравится, как она сейчас выглядит; на ее лице написано облегчение, к которому примешивается что-то еще.

Мисс Павлек кивает в сторону Дуды:

– А что с нашим другом?

– Закрыл глазки и заснул. Некоторым все нипочем.

Она кивает. Маккавей очарован зеленью ее радужек.

– Сильная турбулентность, да?

Маккавей отворачивается, уставившись в спинку сиденья перед собой:

– Да. Но уже все кончилось.