– Вуаль… – Заорал хилависта. – Ты вуаль прорвала! – Он кричал еще что-то, но голос его тонул во все нарастающем реве, а слова, так и не достигнув леди Кай, тут же пожирались голодным ветром, который народившись из ничего, почти сразу же обрел силу лихого урагана. Вот только разгуляться ему было негде. Так и шарахался от стены до стены, жонглируя разбитой мебелью и обломками каменных глыб.

Осси стояла, замерев как изваяние. Она не обращала внимание ни на что: ни на ударившее рядом с ней в стену кресло, с размаху запущенное туда распоясавшимся ветром, ни на открывшееся в провалах над головой высокое небо, ни на истошные вопли хилависты, жавшегося к ее ногам.

Все ее внимание было нацелено на серую фигуру в конце зала, и на нее же были направлены пальцы вскинутой параллельно полу руки. Той самой, где теперь красовался грубый желтоватый коготь, и той самой, что была украшена перстнем некромансера. Он-то и управлял выпущенной на волю смертью.

Черные гейзеры взметнулись выше колонн, которые ничего больше уже не поддерживали, и теперь били прямо в холодное осеннее небо, растворяясь где-то в вышине. Но от самых их оснований тянулись к обездвиженной фигуре серой вдовы тонкие жгутики-каналы, по которым утекало сейчас время церковницы.

Все, что не свершилось и все, что предначертано ей было, сейчас растворялось в безбрежном океане смерти, не оставляя ни воспоминаний, ни тоски по несбывшемуся. Остаток отмеренной ей жизни исчезал и таял, как дым на холодном ветру.

Осси чувствовала, как слабеет ток этих неслучившихся событий, как все реже бьется сердце серой вдовы, в один миг постаревшей сразу на несколько десятков лет, и как мало сил остается в ее немощном теле. Жизнь покидала ее. Стремительно и навсегда.

А когда она ушла почти вся, и осталось ее лишь последняя ничтожная капля, Осси опустила руку. А точнее – просто уронила ее. У нее у самой-то сил уже ни на что не хватало…

Стих и затаился где-то до поры лихой ветер. Опали и исчезли гейзеры – черные вестники смерти. На зал опустилась мягкая вязкая тишина, и только немного шуршали, осыпаясь, последние камешки, да чуть поскрипывала разбитая стрельчатая рама. Остатки некогда роскошных стен, сиротливо топорщились над усеянным обломками мебели полом, а у дальней стены лежала бесформенным кулем серая вдова. И до смерти ей оставалось всего ничего: вздох-другой. Может десять.

Осси нагнулась, подобрала выбитый хлыстом посох и медленно направилась к дверному проему. Мелкие осколки разноцветного стекла и прозрачного, как слеза хрусталя, тихо похрустывали под ногами, а сзади неслышно, как тень, полз хилависта.