Светлый фон

Она вздохнула, прикрыла глаза и осталась лежать, по-прежнему в корсете.

Трист вернулся к холстам и открыл еще один.

Что за колдовство такое?

Что за колдовство такое?

Он даже отшатнулся, потрясенный. Синяя фигура выступала из ткани холста, поднимаясь и опускаясь, словно чья-то бурно дышащая грудь. Никакой определенной формы у нее не было. Некоторое время Трист смотрел на нее. Ему хотелось расспросить о ней Тую, но он решил, что пока рано.

Очень осторожно он открыл следующую картину, вид города из окна. Ничего примечательного. Не сводя глаз с пульсирующей синевы предыдущего холста, он стянул покрывало с четвертого.

И тут же отпрянул, невольно прижав ко рту ладонь.

Туя по-прежнему лежала на кровати и глядела в потолок. С искаженным от ужаса лицом, Трист вглядывался в изображение перед ним: это был расчлененный труп, который почему-то казался совершенно живым. Сердце – или что-то похожее на него – билось в его разъятом нутре, и красные струйки, может быть даже кровь, засыхали, стекая по холсту. С остатков его лица на Триста, не мигая, уставился один глаз.

Оглядевшись, он схватил пустой подсвечник и ткнул им в тварь на холсте. Она слегка пошевелилась, словно уходя от его нажатия.

«Что за чертовщина? – удивился Трист. – Неужели оно… живое?»

–  Что ты… делаешь? – раздался вдруг голос Туи у него за спиной. В руке она сжимала нож, его острие было направлено на него. – Отойди от них! – прошипела она.

Действие наркотика, видимо, ослабевало, и быстро.

Трист медленно поднял руки и пошевелил пальцами. Пытаясь скрыть панику, он произнес:

–  Эй… я ведь только взглянул на твои картины… Они замечательные.

–  А теперь иди к кровати. – Она рассекла ножом воздух, словно подчеркивая свои слова. Вид у нее был смешной: с ножом и в одном корсете.

Он сделал, как она приказала. В сапоге у него был нож, но ему пока не хотелось вытаскивать его. Куда лучше было бы подчинить себе ее мысли, если только удастся проникнуть в ее мозг. Именно этому учили палачей – работать не с видимой частью личности, а проникать чуть глубже.

–  Я не хочу ничего плохого, Туя, – сказал он, заметив, что глаза у нее еще сонные.

Она ответила ему неуверенным взглядом, и он понял, что она сама не знает, что ей делать дальше. Нож она держала ближе к себе, а значит, нападать не собиралась.

Судя по всему, эти чудовищные картинки имели для нее особый смысл.

–  Расскажи мне о своем искусстве, – попросил он.