Сзади кого-то начало рвать.
Чем, во имя богов, занимался здесь Дартун? Столь отвратительные вещи должны признаваться аморальными в любые времена в любом обществе.
– Что вы обо всем этом думаете, гиджа? – спросила молоденькая девушка из ее ордена. Хрупкие черты ее узкого личика выражали беспомощный страх и смятение.
– Это, очевидно, какая-то форма жизни, но я пока не знаю, какая именно. Интересно было бы взглянуть, признáют в ней банши нечто живое или нет.
Все комментировали увиденное, выдвигали теории и тут же отбрасывали их. Ясно было одно: Дартун работал над каким-то жутким проектом. Он совсем обезумел.
– Я хочу, чтобы здесь постоянно дежурили по меньшей мере двое членов нашего ордена, – начала отдавать приказы Папус, вглядываясь в ближайшую кучку плоти. – Мы будем изучать реликвии, которые он использует. Я хочу знать все, что здесь происходит, я хочу знать, что затеял этот ублюдок.
Глубоко задумавшись, она пошла по коридору к выходу. Временами, чувствуя себя плохо, она прислонялась к стене и ждала, пока не перестанет кружиться голова, в которой непрерывно билась лишь одна мысль: «Между жизнью и смертью не такая уж большая разница».
Если Дартун научился создавать искусственную жизнь, то существование империи под угрозой. Ради общего блага надо запретить культистам монополизировать право на подобное знание.
Его надо немедленно остановить.
На следующий вечер поступил приказ Папус: захваченных в плен адептов ордена Равноденствия пытать. Их, лишенных всех реликвий, заковали в кандалы и заперли в подвалах Балмакары. Папус сумела убедить советников предоставить ей самых искусных палачей для пыток заключенных. Инквизиция с радостью по-шла ей навстречу, предвкушая новое знание.
Методы, к которым они прибегли, были жестоки, но для того, чтобы проникнуть в замыслы Дартуна, годились любые средства.
Из сорока трех заключенных выбрали семерых мужчин и пытали их на глазах у женщин. Их раздели догола и привязали к каменным плитам, раздвинув им руки и ноги. Каждого ждала «груша страданий», древнейший пыточный инструмент. Металлическое устройство с наконечником в форме груши вводилось в анус, и стоило палачу тронуть один малюсенький рычажок, как оно раскрывалось, превращаясь в цветок с острыми металлическими лепестками, причинявшими заключенному невероятную боль.
Папус наблюдала за процедурой, и ее ничуть не трогал ужас, испытываемый пленниками. Те сначала кричали и бились, потом застывали и вздрагивали, почувствовав прикосновение груши.
Наверное, члены ордена Равноденствия слишком привыкли к комфортной и спокойной жизни, потому что признания потекли рекой, и скоро вся нужная информация была собрана.