Прямо хоть крадись к движку внешнего сгорания или генератору электростанции, чтобы прижаться лбом! ДВС не заземлен — стоит на каучуковых подушках, чтоб не трясся…

Подкатила к Безуминке:

— Бези, лапушка, найди его!

Та отвела в сторонку, взяла за плечи:

— Ласточка, на гигаине было проще, там половина вещания — треп. В прямом эфире слухачей навалом. Кроме дежурных, сидит группа на прослушке нелегалов. Еле-еле не по службе перемолвишься. К тому же я с батальонными мало знакома — кому верить?.. Одно скажу — Удавчик в деле, в каком-то ведомстве, но не у Бертона.

— Ага, своего ты сразу запеленговала, только шлем надела, — надулась Лара, отвернувшись, — а мне помочь не хочешь… Уйди, не трогай.

— Какой он «мой», что ты воображаешь?! Он сам на меня вышел!

— И час вещания совпал. Еще скажи — случайно!

Так и поссорились. Ларе стало совсем одиноко. Вот тебе и ангельские голоса, и вольный эфир! Все разбежались по своим кельям, кто в дворянский корпус, кто в отдельный домик, будто и дружбы не бывало… Осталась только Ласка — привязалась, нельзя бросить.

«На вакацию уговорю ее поехать со мной в Гаген. Тетки Ласку плюшками накормят, а то худоба худобой. Лишь бы глаза прочистились… А как же ей без Паты? вдруг все обратно зарастет рубцами?..»

Десятый шар упал во второй храмин-день липца, в конце полнолуния. Удар пришелся еще западнее, в страну Тахона, о которой Лара наверняка знала лишь то, что это страна дикая и грязная. Книги говорили о Тахоне так: «Туда не дошла ни одна армия. Край Великой земли у льдистых морей, где равнины и болота, где дождь и ветер, где ездят на овцебыках и собаках, где люди низкорослые, лишайные и косоглазые, темные ликом, где хижины из шкур и палок, где столица Золотого Короля кочует, как скотное стадо». Оттуда телеграмм не приходило — лишь полыхнуло небо при падении звезды, и раздался приглушенный гул.

На теле Мира появилась новая незаживающая язва. В Эндегаре, собрав армию, остановили мориорские машины и окружили кратер запретной зоной, но город Стеринг пришлось бросить — вся земля под ним была изрыта патами, превратившимися в живые сверла. В газетах печатались виды пустых и рухнувших домов, безлюдных улиц, где ветер носит тряпье и обрывки бумаги.

На голову промышленного Эндегара многие призывали гром и молнию — торговый соперник империи! Как стерпеть, когда тамошние заводчики перебивают торг нашим воротилам? А их политики и генералы? — наложили лапу на тингайский каучук, тянутся к жарким островам, лезут в Тахону… Но взглянешь на картины разорения, на караваны растрепанных беженцев — тоже люди, над всеми одна беда.