Поняв атаманшу, кое-кто нырнул переодеться, а другие, с голосом, прибились к Ласке с Ниткой, уже певшим вместе:

За высокой решеткой, отделявшей девиц от мужского корпуса и Мельничного сада, скучился пяток ребят, следивших издали за бойкой кутерьмой на запретной территории:

— Свистни наших — представление пропустят!

— Слышите? Поют, что ли?

— А какой сегодня праздник?

Там, через две решетки и аллею, мелькали розовые ноги, белые сорочки, брызгал смех. Оттуда неслись задорные выкрики:

— Куда глядишь, зенки нахальные?

— Мал еще глазеть! Приснюсь, родимчик будет!

— Подсадите мелкого, ему не видно!

Пареньки терлись о прутья решетки, щелкали языками:

— Иий-ех, картинка!

— Айда к нам, в догонялки сыграем!

— Эй, Вишня! Портки сзади лопнули!

— Умри, Табак! — Повернувшись к ним, названная Вишня смело вздернула на животе сорочку, а подружки за спиной, перемигнувшись, дружно потянули ее шаровары вниз. Как в песне: «И предстала перед ним». Визгу было! А за аллеей вопили: «Уррра!», молотя ладонями по прутьям. На шум выбежала наконец наставница:

— Безобразницы, что вы себе позволяете, мигом все в корпус!

— А-а-а, они из-за забора дразнятся!

— А сами — зачем выставились?!

Коридор сиял чистотой, певицы забились в келью Ветки, а дежурная дама выносила приговор за озорство:

— Все, кто кривлялся у ограды, останутся без ужина. Если не назовете зачинщиц, то и без завтрака.

Выдавать своих позорно, а самим назваться — нужна смелость. Конечно, вперед выступила Косточка, потому что главная, за ней Вишня, поскольку не отвертишься, а для священного числа и Лара. Открылся карцер — унылое место.