Сердце Герды остановилось в полете. Израненная драконица билась до последнего вздоха, но когда очередное заклинание Мерлона разорвало её программный код, несчастная погибла мгновенно.

Даратас успел слевитировать на плоский кусок рушащейся скалы, прежде чем тело величественного дракона пропало в объятиях чёрной пелены. Горячие слёзы сами по себе навернулись на глаза Даратаса. Да, глупо плакать из-за. этого, но…

Маг огляделся: гора Умрад самоуничтожалась – огромные породы камня отслаивались по кускам и падали в объятия чёрного ничто. Сдерживавшие их физические расчёты были изменены или разрушены. Стихии сходили с ума!

Мерлон и Айвар насмерть бились, летая в воздухе. Они сыпали друг в друга чудовищными заклинаниями, внешнее проявление которых смешалось в хаосе цветов, оттенков и разумной логики. Вмешиваться в их битву более слабому магу было сродни безумию, но…

Магом овладела и злость, и гнев, и жалость ко всему, что он любил в этом мире. К Дарли, Герде, Франческо и многим другим. К их памяти и их делам. Их любви к жизни и самоотверженной жертве во имя идеи!

Камень под ногами Даратаса задрожал и треснул: маг подпрыгнул в воздух и устремился навстречу Мерлону, формируя из остатков сил последнее, самое мощное заклинение – Феникса.

Да, тогда неизвестная сила помогла ему уничтожить Сильвестора, сейчас она вновь вдохновила его на последний удар. И пускай случится что угодно, сейчас Даратас казался сам себе мечом правосудия и справедливости, очищенным огнём добра от хаоса.

Огненный Феникс набросился на Мерлона и накрыл потоком огненной магии. Нечто сначала попыталось отмахнуться от птицы, но когда чёрное пламя, танцующее вокруг, превратилось в рыжее, то завопило и взялось за птицу по-настоящему, отвлёкшись от боя с аватаром Изначального.

Изнеможённый Даратас завис в воздухе рядом с переводившим дух Айваром, одежда которого дымилась, попытался улыбнуться. Тот ответил улыбкой, положил руку на плечо мага и проговорил:

– Игра закончена.

Мир моргнул.

Даратас стоял посреди белоснежного ничто. В нём не было низа или верха, права или лева, не было тверди под ногами или неба со звёздами. Здесь отсутствовал рельеф, растительность или намёк на проекцию.

Бесконечно белое и безжизненное пространство.

– Как я и говорил, у нас будет несколько минут для ответов на вопросы, – сообщил до боли знакомый голос.

Франческо?

Человек, одетый в привычную для себя и знакомых велюровую мантию тёмно-синего окраса, имел густую соломенную бороду с длинными ниспадающими усами, пышную копну кудрявых волос и мохнатые, брови. Из-под круглых очков на Даратаса смотрели глубокие задумчивые глаза карего оттенка.