Светлый фон

— Ради тебя? — с горечью бросила она.

— Я — только обещание.

— Обещание? — переспросила она. — Чье обещание?

Тут вернулся Найюр. Он обогнул их и подъехал к вьючным лошадям. Увидев, что Серве плачет, он криво усмехнулся.

— Запомни этот момент, женщина! — сказал он на шейском. — Он будет твоей единственной мерой этого человека.

И хрипло расхохотался.

Он наклонился, сидя на коне, и принялся рыться в мешке. Вытащил грязную шерстяную рубаху, разделся до пояса и натянул ее. Рубаха не скрывала его варварского происхождения, зато, по крайней мере, маскировала шрамы. Нансурцы не оставили бы без внимания эти свидетельства доблести.

Степняк указал на длинный ряд шестов. Они следовали очертаниям холмов. Одни покосились, другие стояли прямо. Шесты уходили к горизонту, вдаль от Хетант. Их мрачные ноши смотрели прочь, в сторону далекого моря. Неусыпный дозор мертвецов.

— Это дорога в Момемн, — сказал он и сплюнул в истоптанную траву.

Глава 14 Киранейская равнина

Глава 14

Киранейская равнина

«Иные говорят, будто люди постоянно борются с миром, но я скажу: они вечно бегут от него. Что такое все труды людские, как не укрытие, которое вскоре будет найдено какой-то катастрофой. Жизнь есть бесконечное бегство от охотника, которого мы зовем миром».

 

Весна, 4111 год Бивня, Нансурская империя

Щебет одинокого жаворонка звенел в лесной тишине, точно ария под аккомпанемент шума ветра в кронах. «Час обеда, — подумала она. — После полудня птицы всегда засыпают».

Глаза Серве открылись, и впервые за долгое время она почувствовала себя спокойно.

Грудь Келлхуса у нее под щекой вздымалась и опадала в ритм ровному дыханию спящего. Она и прежде пыталась подлезть к нему на кошму, однако он каждый раз сопротивлялся — видимо, чтобы не раздражать скюльвенда. Но сегодня утром, после того, как они всю ночь напролет ехали в темноте, он наконец сдался. И теперь она наслаждалась близостью его сильного тела, сонным ощущением убежища, предоставляемого его рукой. «Келлхус, знаешь ли ты, как я тебя люблю?»

Она еще никогда не знала такого мужчины. Мужчины, который понимал бы ее и все-таки любил.

Она рассеянно обвела взглядом крону огромной ивы, под которой они расположились. Ветви выгибались на фоне других, более высоких ветвей, раздвигались, точно женские ноги, и снова сходились, прикрытые широкими юбками листвы, которая шуршала и колыхалась под солнечным ветром. Серве чувствовала душу огромного дерева, сонную, печальную и бесконечно мудрую, повидавшую бессчетное число солнц.