Такой, что всё тело у того затряслось, как желе — и горец мешком рухнул на утоптанную землю.
Только после этого Олег сунул руку под мышку и тихо — чтобы никто не услышал — завыл от нестерпимой боли.
Яр Туроверыч смотрел на него с края площадки. Смотрел, расширив яркие, как у внука, не старческие совсем глаза — удивлённо, недоверчиво и восхищённо. Потом перевёл взгляд на неподвижно лежащее в пыли тело.
Олег тоже посмотрел — и ужаснулся мысли, что убил парня. К нему бежали, что-то радостное выкрикивая, люди, мелькнуло лицо Бранки, восхищённое и ликующее, приоткрытый рот Йерикки — то ли от удивления, то ли тоже в крике… Но, не обращая ни на что внимания, Олег встал на колено возле лежащего и дотронулся до его шеи.
Орёл открыл невидящие глаза. Поморгал. Выдохнул. Попробовал сесть. Олег подставил плечо, локтем отпихиваясь от Бранки, выкрикивавшей: «Руку, руку калечную дай, пособлю — й-ой, дурилище!» И помог горцу сесть потвёрже. Беспомощный вид противника убил всякое желание драться дальше.
— Хорош удар, — скривившись, сказал Орёл. Попытался подняться, мотнул головой и сел опять. Потом, опираясь на руки подскочивших своих — парнишек помладше — всё-таки встал на ноги. И побрёл прочь — не оглядываясь, молча, загребая ногами пыль.
Олег тоже поднялся. Боль из руки уходила, её словно всасывало и растворяло что-то влажное и холодное. Покосившись, мальчишка увидел, что Бранка осторожно и быстро заматывает руку мягким бинтом поверх тоже же мази, которой вчера лечила ему, Олегу, ухо. Лицо девчонки было отстранённым и нежным. Да, именно нежным, и Олег, со странным весельем подумав: «Вот влип!» — сказал, как ни в чём не бывало:
— Орешки-то я больше щёлкать не смогу. Если только наганом колоть.
Бранка посмотрела сердито и посторонилась, давая дорогу Яру Туроверычу. Тот подошёл вплотную, оценивающе глянул на Олега. Олег ответил ему внимательным — глаза в глаза — взглядом.
Странное выражение мелькнуло в глубине глаз старого Яра. Словно он хотел улыбнуться, но передумал. И только сказал:
— Хорош удар, — как его внук. А потом повернулся и зашагал прочь, к своим — широким шагом, прямой и спокойный.
Олег дёрнул плечами и стал проталкиваться из окружающей его толпы.
… Сидя на краю воза, одетый по-городскому парень с повязкой на глазах — широкой и тёмной — перебирал струны на инструменте, поразительно похожем на гитару, но с овальным корпусом. Вокруг стояли и сидели несколько десятков человек — и горцев, и лесовиков, и горожан. Олег остановился тоже. Огляделся — никого из своих не было видно, да он и не очень-то хотел их видеть. После выигранного поединка мальчишкой овладела тяжёлая усталость, смешанная с лёгкой насмешкой в свой же адрес: герой, ж… с дурой! Зачем полез? Затем, что Бранка смотрела, вот зачем… Ремень с оружием и подсумками, автомат — всё вдруг показалось очень тяжёлым и каким-то бессмысленным, неуместным. Зачем ему это? И что это вообще такое? Закрыть сейчас глаза — и открыть их в своей комнате, и чтоб утро было, а не странный вечер под распухшей здешней луной и всё чётче вырисовывающимися звёздами…