Это была чистейшей воды наглость — как уже заметил Олег, парень был постарше его. Но тот не отреагировал на оскорбительное замечание, а продолжал прикалываться:
— Лучше уж разговаривай со мной — так ты, по крайней мере, не отравляешь своим пением жизнь Миру.
— Ты можешь петь лучше? — осведомился Олег.
— Господи, да я ещё в сопливом возрасте пел лучше! — с этими словами незнакомец воткнул палку в землю, ловко перебросил в руки чехол, из-влёк небольшие гусли и, умело аккомпанируя, весело запел чистым, звонким голосом:
— А как выйдешь ты — Будем до свету гулять. Встретим солнце мы — Я тебя-то провожу. А не хочешь домой — Так и не ходи. Мы пойдём с тобой До крыльца моего…Ничего худшего гусельщик сейчас и выбрать не мог. Тоска, заглушённая спокойствием леса, ожила в Олеге, и он буркнул:
— Песня под стать хозяину — охи и вздохи, вопли и сопли.
— Ты чего-то хочешь? — обиделся наконец незнакомец — не за себя, а за песню.
— А ты что-то можешь? — ехидно осведомился Олег.
— Могу поучить тебя и пению, и хорошему поведению. И ещё многим вещам, недоступным горцу.
— Мне кажется, нам на этой тропинке не разойтись даже боком, — задумчиво сказал Олег.
— Нагнись, и я через тебя перепрыгну, — предложил незнакомец, убирая гусли.
— Ты усугубляешь своё положение. Скажи мне, как тебя зовут, чтобы я знал, кому выразить соболезнования по поводу твоей долгой нетрудоспособности. Убивать тебя я не стану.