Закончив петь, Олег стащил жилет и, повесив автомат на голое плечо, а снайперку — за спину — начал исследовать ковбойку. Лицо при этом у него стало расстроенное:

— Кирдец моей рубахе, — сказал он догнавшему его Йерикке. — На глазах разваливается, а в горах я дуба дам. Придётся с убитого снимать… Твоя-то держится?

— Меня переживёт, она же домотканая, — успокоил его Йерикка. И запнулся, покосившись на Олега. А тот понял, что хотел добавить друг — может быть, штопаная-перештопаная ковбойка Олега тоже переживёт хозяина…

Морок легко взбежал на холм, мимо которого они проходили, шлёпнулся на живот, поднял к глазам бинокль. Через несколько секунд крикнул:

— Веска!

— Ольховатка то, — сказал Гоймир — Чужих-то не видать?!

Морок молчал ещё с минуту, потом сообщил:

— Нету никого. Так то — чужих нету.

— Завернём? — спросил Гоймир явно риторически. Раздались негромкие, но одобрительные звуки. — Ну и пошагали. Всё одно — по пути, считай…

— Верста оправо, верста облево…

— Боем больше, боем меньше…

— Жив ли, мёртв ли…

— Погнали-поехали! — поморщился Гоймир. — Так идём ли?

— Да идём, идём! — засмеялся Йерикка. — Поедим хоть как следует. И выспимся. Может — вечным сном…

…До Ольховатки оказалось версты четыре, последнюю пришлось шагать огородами, перебравшись через небольшой ручеёк, тёкший к Ольховой.

— Осторожнее… — пробормотал Йерикка, первым вступая на мостки. На огородах никого не было, сюда выходили задней стеной хлева, сараи, так что и весь вообще-то разглядеть стало невозможно. Рыжий горец перебежал, пригибаясь, мост и присел сбоку от него, держа пулемёт на ремне, висящем через шею и плечо. Потом вскинул руку и дважды согнул ладонь.

Олег побежал по левой стороне моста, Богдан — по правой, чуть позади, взаимно страхуя друг друга… На середине этого коротенького пути Олег вдруг ощутил тепло сосновых, грубо оструганных досок под ногами и… его пронзило желание остановиться, медленно сесть и спустить босые ноги к холодной воде. А потом — запрокинуться спиной на эти ещё пахнущие смолой доски, закинуть руки под голову… и лежать так. Очень долго и очень спокойно, глядя в дневное звёздное небо, подставив лицо солнечным лучам. И не вскакивать, услышав шаги человека…

Он передумал это всё за какой-то миг, ни на секунду не забывая, что в любой момент стена хлевов и сараев может ударить огнём. Сюда, в них. И он в самом деле свалится на этот тёплый мост. И будет лежать очень долго и очень спокойно, пока хангары не разденут его догола, а потом двое угрюмых лесовиков не прикопают в братской могиле где-нибудь на задах…