Олег положил автомат. Невидящими глазами он смотрел, как остатки вельбота проваливаются, стекают сами в себя, и живые факелы, облитые расплавленным металлом, бегут и ползут в разные стороны…

Ему не хотелось стрелять.

Ему очень хотелось спать.

* * *

— Твёрд… Воибор… Твердислав… Краслав… А впослед кто, князь? — спросил Хмур. Гоймир, стругавший палочку камасом, ответил, не поднимая глаз:

— Заткнись.

— Ты скажи мне…. — начал подниматься Хмур, но замер. Йерикка положил ему ладонь на плечо.

— Сядь, — мягко сказал рыжий горец. Тихо сказал, но Хмур шлёпнулся на место и, скривившись, потёр руку:

— Здоров ты… И всё одно — мне знать охота, как дальше станем?!

Гоймир полюбовался палочкой и, спрятав камас, переломил её. Забросил обломки подальше в ручей со словами:

— Дождь перестал. Драться.

— Не вижу, что с чем, — сообщил Резан, подошедший с пулемётом на плече.

— А ни с чем. Одно сказал — драться станем. И сказал, что дождь перестал. То ли не в радость оно никому?..

…Они ушли из веси вчера, оставив позади мёртвый десант и пустые дома. Ушли вовремя — следом за ними два штурмовика шарахнули по веси бомбами и ещё чем-то, от чего ребят в спину толкнуло упругой, горячей волной. А весь горела и сейчас — дым стлался в небе, его и отсюда было видно.

Гоймир понимал своих людей. Воевать ближе к дому было, как ни странно, тяжелее, чем далеко от дома. Лучше и не думать… Закроешь глаза — и вот она, калитка, за которой — родной пятистенок с окнами, глядящими мимо яблонек, заботливо сохраняемых в самые лютые зимы… Да, что-то зима запаздывает, заставил себя настроиться на дело Гоймир. Плохо. Зимой данваны не вояки, их рабы — тем более. Зима — это победа. Но до зимы ещё надо дожить — а кто доживёт? Кто следующий, князь? И, как недавно Хмуру, ответил Гоймир себе: «Заткнись!».