Светлый фон

Невозможность…

Чудо пребывания здесь.

— Опуститесь на колени вместе со мной, — произнес голос ниоткуда. — Возьмите меня за руку и не бойтесь. Опустите лицо в горнило.

Момент для завершающих слов был подготовлен — для слов, что восходили к священному писанию его сердца. Момент восторга.

Люди закричали, и Мартем вскрикнул вместе со всеми. Некоторые плакали, не таясь, и Мартем плакал вместе с ними. Другие тянули руки к Келлхусу, словно пытаясь удержать его образ. Мартем поднял два пальца, чтобы коснуться далекого лица.

Он не мог сказать, как долго Келлхус говорил. Но он говорил о многом, и куда бы ни ступала его нога, мир вокруг изменялся. «Что это означает — быть воином? Разве война — не огонь? Не горнило? Разве война не есть самое верное свидетельство нашей слабости?» Он даже научил их гимну, который, как он сказал, явился ему во сне. И песня тронула их так, как могла тронуть только песня извне. Гимн богам. До скончания своих дней Мартем будет, просыпаясь, слышать эту песню.

А потом, когда люди столпились вокруг Келлхуса, падая на колени и осторожно целуя край белого одеяния, он велел им встать, напомнив, что он — всего лишь человек, такой же, как и все прочие. И в конце концов, когда людской поток донес Мартема до князя, невозможные голубые глаза мягко взглянули на него, не обращая внимания ни на позолоченную кирасу, ни на синий плащ, ни на знаки общественного положения.

— Я ждал вас, генерал.

Взволнованный гул толпы вдруг сделался далеким, хотя вокруг по-прежнему бушевало людское море. Мартем мог лишь глядеть — лишившийся дара речи, трепещущий от благоговения и преисполненный благодарности…

— Вас послал Конфас. Но теперь все изменилось. Верно?

И Мартем почувствовал себя, словно ребенок перед отцом, не в силах ни солгать, ни сказать правду.

Пророк кивнул, как будто что-то услышал.

— И что же теперь будет с вашей верностью?

Где-то вдали, на грани слышимости, закричали люди. Мартем смотрел, как пророк повернул голову, поднял руку, окруженную золотистым ореолом, и поймал несущийся на него кулак, в котором был зажат длинный нож.

«Покушение», — безучастно подумал Мартем.

Человека, что стоял сейчас перед ним, невозможно убить. Теперь Мартем это знал.

Толпа пригвоздила незадачливого убийцу к земле. Мартем успел заметить окровавленное лицо…

Пророк снова повернулся к нему.

— Я не стану рвать твое сердце надвое, — сказал он. — Приходи ко мне снова — когда будешь готов.